Владимир Джунковский - Воспоминания (1915–1917). Том 3

Слушая эти рассказы, я убеждался, как легко на войне давалась популярность, надо было только добросовестно самому исполнять свой долг и заботливо относиться к своим подчиненным, входить в их нужды, смотреть на них не как на пушечное мясо, а как на людей, не сентиментальничая при этом и не играя на популярность. Больше ничего не требовалось, и за таким командиром люди пойдут куда угодно, будут переносить с ним всякие лишения, я не раз замечал, как вся эта серая масса необыкновенно чутка.

24 апреля я был страшно обрадован приездом моей сестры и моей племянницы Н. Н. Шебашевой. Я их устроил в своей халупе, а сам перешел в палатку, поставленную тут же в саду. Жили они у меня как на даче, обедали и ужинали в общей штабной столовой, я их возил в м. Сморгонь, откуда они могли видеть немецкое расположение, были на учениях в некоторых полках, посетили они и некоторые лазареты Красного Креста, которыми моя сестра особенно интересовалась, работая давно в Красном Кресте. Даже успел показать им привязной шар («колбасу», как его называли) [399], причем они даже поднимались на нем на наибольшую высоту. Везде их встречали с трогательным радушием. Эта неделя, что они провели у меня, была для меня какой-то сплошной радостью, после полугодовой разлуки и после всего тяжелого, что мне пришлось пережить в связи с мартовскими боями. Они внесли большое оживление и среди чинов штаба, даже мрачный Редько вышел из своей скорлупы и сделался неузнаваем, все время был в духе и ни на ком не срывал своего неудовольствия.

2 мая они уехали, начальник дивизии и некоторые из чинов штаба поехали их провожать, когда я вернулся к себе, то мне показалось грустно и одиноко.

На другой день я занимался все утро текущими делами, а вечером ездил с начальником дивизии экзаменовать молодых офицеров. 5-го числа прибыл Эверт, я должен был ехать с начальником дивизии в 20-й полк, куда его ждали, но потом вышла отмена, к вечеру пришло распоряжение – на другой день показать Эверту атаку двумя полками и оборону укреплённой позиции. Чтобы устроить это, поехали мы с начальником дивизии в 31-й и 32-й полки и задали задачи командирам полков. В одну ночь надо было создать укрепленную позицию, которая бы напоминала немецкую. Эта работа была поручена 32-му полку, который мастерски, в одну ночь, справился с задачей и вырыл чудное укрепление, на котором свободно мог маневрировать целый батальон. Эверт приехал к 8 часов утра, все учение было отлично проделано и, по-видимому, он остался очень доволен, был весьма ласков со стрелками, очень всех благодарил и произвел отличное впечатление. Со мной он был до крайности предупредителен, из этого я вывел заключение, что прорыв в мартовских боях не был поставлен мне в вину. Вечером мы обедали в Пермском лазарете, для нас, сибиряков, были специально приготовлены сибирские пельмени.

6-го мая, в день рождения государя, я был у обедни в 20-м полку, пропустил мимо себя церемониальным маршем батальон, наряженный для церковного парада.

Вечером заехал отдать визит уполномоченному Красного Креста в Елизаветинском лазарете, а ужинал с начальником дивизии у гродненцев, чтобы проститься с сестрой Вик, отозванной в резерв.

7 мая дождь лил как из ведра, но я все же поехал в 31-й полк навестить раненых от разорвавшейся бомбы. К счастью, они все оказались на пути к выздоровлению.

8-го мая я все утро занимался черчением карт, нанося позиции как наши, так и неприятельские, а днем ездил верхом в 65-ю и 84-ю дивизии по служебным делам; вернувшись, получил известие из Петрограда о назначении Сабурова [400]губернатором в Петроград, а графа Татищева в Москву вместо графа Муравьева. Меня эти назначения удивили – Сабуров и вице-губернатором был не на высоте, а Татищев чересчур уже был молод, особенно для Москвы. Когда к нему еще назначили графа Клейнмихеля [401], совсем мальчика, вице-губернатором, то графиня Олсуфьева [402] [403]не без остроумия заметила, что Московской губернией управляет детский сад.

11-го мая ко мне в Ковальцы приехал мой большой друг B. C. Гадон [404], состоявший в то время при императрице Марии Федоровне по Красному Кресту.

Я ужасно обрадовался его приезду, к сожалению, он пробыл всего 1½ дня, но и за это время успел, благодаря своему живому характеру, внести большое оживление в нашу штабную жизнь. Ездил я с ним в 32-й полк, который в этот день посетил командующий армией генерал Рагоза. На обратном пути заехал с ним в воздухоплавательный отряд, ему хотелось попробовать подняться на колбасе.

Этот раз она стояла ближе к позиции, верстах в 3-х. Сначала я поднялся, пробыв наверху для наблюдений минут 20, затем подняли Гадона с наблюдателем. Вдруг неожиданно немцы пустили две шрапнели, я очень испугался за Гадона, но, к счастью, они разорвались под колбасой без вреда для нее.

Проводив Гадона, я с начальником дивизии (это было 13-го мая) отправился на автомобиле на позицию, куда, благодаря лесу, мы могли доехать почти до самых окопов. Погода была чудная, и страшно интересно было увидать немецкую позицию, которая представилась глазам, как на ладони. Наша дивизия еще не стояла на позиции, но, ввиду предположенного большого наступления нашим корпусом на этом месте, мы все время тщательно ее изучали, а наши полки, по очереди, работали по устройству новых траншей. Осмотрев позиции, сделав необходимые наблюдения и посетив работы, мы вернулись в Ковальцы. Следующие три дня я провел в разъездах: по поручению начальника дивизии мне было приказано освидетельствовать всех нижних чинов в возрасте 40 и более лет, чтобы подразделить их на 3 категории – 1) способных воевать, 2) могущих остаться на фронте для тыловой службы и 3) годных только для тыла вне фронта.

Таких дядей оказалось 649 в дивизии, из коих 400 человек я подвел к 3 категории, дабы избавить полки от обузы. Работа была очень большая, во всех полках и частях дивизии я образовывал комиссии под своим председательством, справился в три дня. Редько очень остался доволен.

На другой день меня позвал и сказал, что получил депешу из штаба армии с требованием прислать на меня аттестацию и что он никогда не скрывает даваемой им аттестации, поэтому он просит меня прочесть то, что он написал. Я отказывался, но он настоял, чтобы я прочел.

Аттестация была составлена им в следующих выражениях: «С большим жизненным опытом и пониманием людей. Отлично поставил себя в дивизии, где пользуется общими любовью и авторитетом. Дело военное любит и предан ему до глубины души. Работы ищет и все поручения исполняет отлично. В бою очень спокоен, правильно оценивает обстановку. Прекрасно владея собой, умеет это передать и окружающим. Пережив трудные и ответственные дни боевой работы в качестве начальника боевого участка в боях под Нарочь, показал себя с самой лучшей стороны, как основательностью даваемых распоряжений, так и уменьем управлять подчиненными и частями войск, не теряясь и в самые тяжелые минуты боя.