Сергей Литвинов - Как я изменил свою жизнь к лучшему

Господи! Могла ли я подумать тогда, что совсем скоро, всего-то через каких-нибудь пару лет, я буду – нет, невозможно представить, о чем вы! – выступать на стенде самого – самого – большого и лучшего издательства страны!

В качестве, разумеется, автора.

Нет, правда! Ни о чем таком я не думала. Совсем.

Не думала, что позвонят. Что рассказы возьмут. Да еще и напечатают. И вообще я об этом довольно скоро забыла, честно.

И тут – звонок!

Я – в тяжелом бронхите, за окном поздняя осень, и все противно – и погода, и самочувствие. И дела семейные по-прежнему – ни с места. Никаких улучшений. Никаких надежд на хорошее. Никаких! По подруге скучаю, денег поехать к ней нет. У мужа с работой не складывается – все обещают, но, как обычно, ничего не происходит. Сын приезжает, конечно. Но у него своя жизнь. Захожу в его комнату, сажусь на диван и – реву.

Да, отвлеклась!

Так вот, про звонок.

Женщина представляется – имя, фамилия, должность. Я сильно кашляю, извиняюсь и переспрашиваю: «Кто-кто? Редактор? Из издательства?»

Она очень терпеливо и очень вежливо подтверждает.

А после говорит, что рассказы мои они готовы взять.

Ну ничего себе?!

Да-да. Готовы. Только вопрос – а еще у вас есть? Ну, в смысле – еще материал? На дискете-то всего несколько штук. А дальше? Для книги маловато, не хватает объема.

Для чего?! Для книги?..

Нет, у меня что-то со слухом. Не иначе – осложнение после бронхита. Такое бывает, ну, когда плохо со слухом.

Я снова давлюсь приступом кашля и, представьте, к тому же разражаюсь бурными слезами – от радости, конечно. От неожиданности.

От счастья!

Редактор тяжело вздыхает. Хотя ей, наверное, не привыкать. Авторы, они же такие…

Ранимые. Нежные такие. Впечатлительные.

Наконец я выдавливаю, что да, рассказы еще есть, но… Написаны от руки, так как компьютером я пользоваться не умею, ни к чему мне все это, домохозяйке. Я ж в писатели не собиралась…

– Ничего, – говорит редактор, – давайте рукописи. Куда ж деваться.

Я бормочу, что почерк у меня кошмарный, медицинский. Что там все правлено-переправлено. Зачеркнуто-перечеркнуто. Короче, кошмар. Такой, что неловко… Может, переписать? Начисто?

В общем, морочу ей голову, обалдевая от еще не до конца осознанного счастья.

И муж отвозит мои каракули этой прекрасной женщине.

Спустя пару месяцев, в первый же день, когда моя первая книжка вышла, мы рванули, разумеется, в книжный.

Это был МДК на Арбате. Помню прекрасно. Книжку мою отыскали с трудом. Затерялась, родная, на книжных полках. Стоит незаметная, робкая. Неприметная.

Ну, я и купила штук десять. Гордиться так уж гордиться! И так же гордо вышла на улицу.

Я – автор!

В машине я стала рассматривать ее так, как, наверное, геммолог рассматривает в сверхсильный микроскоп ценнейший алмаз. Что-то пытается увидеть, углядеть, распознать…

Я трогала ее, гладила обложку, переворачивала страницы – так и сяк. Убирала в сумку и через пять минут доставала. И снова разглядывала и гладила.

Муж косился на меня и молчал. Понимал, видимо, у меня – процесс. Процесс осознания, что вышла моя книга.

Ночью я не спала. От счастья.

В том издательстве вышли две мои первые книги.

Но…

Прошло это как-то… Никак.

По многим причинам.

И я подумала: амбиции мои, которых, собственно, и не было, вполне удовлетворены. Амбиции родни – тем более. Семья мною гордится. Всем знакомым подарено по экземпляру. Естественно, витиевато надписанному.

Кое-что я в жизни сделала: чуть-чуть, например, побыла писателем.

Громко, конечно, сказано, но… Все же приятно.

А дальше…

Дальше мне писать как-то вдруг расхотелось. Почему? Да потому, что не было мотивации. Вот почему.

Потому что книги мои продавались плохо. Денег это не приносило совсем. Учиться писать на компьютере мне не хотелось. И вообще – потешила самолюбие, и ладно. Хорош.

И я пошла работать.

Работа была интересная – подруга открыла антикварную лавочку и предложила мне быть там – внимание! – товароведом.

Ничего себе повороты судьбы, а?

Я растерялась – ну, какой из меня, медички и чуть-чуть писателя, товаровед?

Смешно.

Подруга, девушка решительная, сказала: фигня! Есть Интернет, я подскажу, интересно обалденно, ты справишься. Не боги ведь горшки обжигают, правда?

И все оказалось правдой.

Я научилась распознавать клейма на посуде и пробы на украшениях. Год, завод или фабрику, страну и прочее.

Это было невероятно интересно!

Особенно возиться с фарфором или фаянсом или с ювелиркой. Я читала статьи, шерстила Википедию.

Я полюбила китайскую технику перегородчатой эмали. Совсем недорогое варшавское столовое серебро. Эпоху арт-нуво и арт-деко. Югендстиль. Бронзу отличала от сплава. Натуральные камни от искусственных. Немцев от итальянцев. Французов от поляков.

Конечно, я понимала не все и далеко не во всем. Тогда подключалась подруга.

Словом, справлялись. Да и поток был совсем небольшой – не огурцы ведь на рынок несли, а раритетные вещицы.

Два года я просидела в этой милой лавчонке в полуподвале, разглядывая в лупу принесенные штучки.

Два года счастья и предвкушения, что вот сегодня нам принесут что-нибудь такое… Такое! Ну, все понятно. Необыкновенное, вот какое!

Кое-что покупала себе – недорогое. Например, у меня до сих пор «живут» прекрасные вазочки, какие-то фарфоровые фигурки, тоже дешевые, без эмблем. Украшения из серебра. То, что я могла тогда себе позволить. Живут и радуют душу.

Лето-2010. Жуткое лето. Смог и жара.

Да это бы ладно!

Но тяжело заболела мама. Первый инсульт. Мы с ней поселились на даче – хоть какое-то спасение от этого ужаса. Мама почти не ходила (перед этим были реанимация и больница – почти два месяца). Она не ходит, но она жива!

Я рядом с ней, естественно. Пытаемся вылезти из этого ада. Она очень старается, но…

Все равно тяжело. Очень.

И снова звонок. От того самого редактора. Мы давно не «слышались», больше двух лет.

И она мне предлагает…

Того, первого, издательства, уже нет – в бозе почило. Работает она теперь в другом, самом большом и самом известном. Самом крутом. Так вот: они меня хотят издавать. И они предлагают выпустить мою серию, авторскую. И для этого надо немного – всего-то написать книгу.

Новую. К августу.

А на дворе июнь.

И больная мама. И жара. И ужасная вонь от пожаров. И компьютера нет. А если бы и был – работать на нем я не умею. Не сподобилась.

Такие дела…

Мне предлагают подумать – ну, скажем, три дня.

Я что-то торопливо бормочу про жару, маму и все прочее. Редактор не настаивает – просто предлагает: если сможете, Маша. Если получится.

Предлагает то, от чего нельзя отказаться!

Потому что такие предложения поступают всего один раз. И называются они ни много ни мало – шанс. Все. Конец.