Леонид Аринштейн - Во власти хаоса. Современники о войнах и революциях 1914–1920

5 января два батальона русских, придя с оружием на вокзал, стали требовать от железнодорожных чиновников подать им вагоны для отправки домой, в Россию. На станцию прибыли агитаторы, взявшиеся углублять и расширять классовое самосознание русских пролетариев в солдатских шинелях, но когда русские пролетарии выразили определенное желание избить латышских агитаторов, на станцию прибыло два взвода латышской пехоты с пулеметами.

Эта пропаганда оказалась внушительнее. «Степаны» примирились, отказались от мысли ехать домой, но затаили злобу против латышей. И этот постоянный антагонизм между русскими и латышскими частями не раз ставил армию советской Латвии в критическое положение и дважды был причиной ее поражения.

Первым декретом, который опубликовало правительство в Риге, был декрет об уничтожении дворянства, прочих сословий и чинов и орденов в Латвии, уже действовавший в Лифляндии, но неизвестный до сих пор в Риге и Курляндии…

Вторым делом правительства, остановившегося сначала в лучших рижских отелях, а потом перебравшегося в наилучшие буржуазные дома, из которых все жильцы выбрасывались на улицу в течение 6 часов, была организация торжественных похорон «борцов за свободу», т. е. тех мелких грабителей, которые громили лавки и склады после ухода немцев, и третьим – «восшествие на престол», т. е. принятие власти от рижского совета рабочих депутатов и объявление «диктатуры пролетариата», олицетворяемого Петером Стучкой, маленьким латышским адвокатом без практики и «горячим русским патриотом», который в 1897 году в газете «Deeras Сара» по поводу эмиграции латышей в Америку писал: «Разве там есть русский царь? Разве там есть русский закон? Только под сильными крыльями мощного русского двуглавого орла мы, латыши, можем чувствовать себя в безопасности». И вот этот самый Стучка, или, как выражались рижане, «штучка», который в 1906 году, посредством доноса на латышского поэта Райниса в жандармерию, разгромил редакцию «Сара» и заставил 18 латышских писателей бежать из Риги в Швейцарию, этот Стучка теперь, в качестве первейшего революционера Латвии и коммуниста, готовился быть президентом, «отцом народа» и карателем врагов пролетариата. Уже первая речь Стучки над могилами «борцов за свободу» показала, какой кровавой штучкой будет Стучка!

«Кровь, месть, убить, раздавить, казнить, истребить» в его получасовой речи заняли почти три четверти всех его слов. И, конечно, в первую очередь все эти ужасы должны были обрушиться на голову немецкого населения, независимо от пола, возраста, классового и сословного состояния…

До поры до времени чувствовала себя в безопасности лишь латышская интеллигенция, открыто сочувствовавшая погрому немцев и не допускавшая мысли, что с латышской головы когда-нибудь упадет латышский волос.

Через месяц однако летели не только волосы, но и целые латышские головы, уравненные с немецкими под общим знаком интернационала.

В горячке повальных арестов и обысков пострадали и иностранцы: шведы, датчане, голландцы и др. нейтралы. Но в отношении к иностранцам в задачу стучкиного правительства не входила ссора с нейтралами, которых Стучка намеревался использовать в своих целях. Для верности Стучка однако телеграфировал в Москву об инструкциях и получил оттуда приказ – до поры до времени не задираться с иностранцами. Поэтому арестованные нейтралы и, в частности, германский вице-консул, не успевший своевременно уехать, были освобождены под честное слово, что они не будут заниматься никакой контрреволюционной деятельностью…

Съезд советов Латвии состоялся с 13 по 16 января. К сожалению, у меня, по независящим обстоятельствам, не сохранилось протоколов этого интересного съезда. Но интересно отметить, что делегаты-коммунисты от Латгалии (бывшие русские Люцинский, Режицкий, Креславский, Дриссенский и Двинский уезды) с пестрым населением, состоявшим из великороссов, белорусов, поляков, евреев, энергично протестовали уже в первый день съезда против речей и прений на латышском языке и заявили решительное сопротивление против присоединения Латгалии к Латвии, предпочитая, чтобы она входила в состав России и чтобы для Латгалии административным центром считалась не Рига, а Витебск.

Однако съезд, большинством голосов против 30, торжественно декларировал «единую и неделимую» советскую Латвию с включением в нее и Латгалии.

Этот провинциальный империализм красных латышских шовинистов на практике постоянно встречал сопротивление на местах, латгальцы саботировали все распоряжения правительства Стучки, не подчинялись распоряжениям о мобилизации, о реквизициях, бойкотировали стучкину валюту вплоть до дня падения Риги и пр…

В результате трехдневных работ была выработана и утверждена конституция советской Латвии, управление которой было возложено на комиссариаты внутренних дел, военный, путей сообщения, земледелия, просвещения, труда, социального обеспечения, контроля, продовольствия, финансов и юстиции. Все комиссариаты, кроме военного, были самостоятельны, военный же был подчинен русскому советскому правительству, дававшему военному комиссариату Латвии непосредственные приказания и инструкции. Так как московское правительство не разрешило латышам иметь собственного комиссариата иностранных дел, считая внешнюю политику Латвии своим собственным русским делом, то съезд удовольствовался организацией «Секретариата по иностранным делам при председателе советского правительства Латвии», т. е. простым столом или отделом при канцелярии Стучки.

Много и долго дебатировавшийся на съезде вопрос о независимости Латвии нашел себе выражение в следующей резолюции съезда, опубликованной 16 января в виде декрета:

«Ввиду того, что вместе с аннулированием Брест-Литовского мирного договора, Латвия снова считается составной частью России, каковая связь была окончательно прервана лишь 25 декабря 1918 года, объявлением о признании независимости латышской советской республики, Латышское советское правительство постановляет:

Все до 25 декабря 1918 года изданные правительством российской социалистической федеративной советской республики декреты имеют силу и в границах советской республики Латвии, поскольку они не были отменены или изменены декретами и распоряжениями советского правительства Латвии…»

Теперь, облеченное «доверием» пролетариата, безземельных крестьян и стрелков, получившее санкцию съезда правительство могло, уже не откладывая дела в долгий ящик, приняться за массовые убийства.

Председателем революционного трибунала был назначен печник Вилке (в переводе на русский язык – Волк), пьяница и вор-рецидивист, дюжий, рыжий, малограмотный детина, всей своей фигурой оправдывающий свою фамилию. В течение первых двух недель трибунал выносил исключительно одни только смертные приговоры. Списки приговоренных к расстрелу не публиковались, родственникам убитых не давалось никаких справок о судьбе подсудимых, какая бы то ни было защита была устранена…