Виктор Кондратенко - Внимание: «Молния!»

Решение это нельзя считать ни самонадеянным, ни преждевременным. В послевоенные годы многие признанные поэты, особенно те, что прошли на фронтах испытание огнем, охотно брались за освоение неизведанного материка прозы. Но лишь немногим счастливцам суждено было стать такими выдающимися прозаиками, как Константин Симонов и Олесь Гончар, Михаил Стельмах и Григорий Тютюнник. Однако Виктор Андреевич верил в свои силы. Он ведь не был новичком в прозаическом цеху, его перу уже принадлежали две книги очерков и сотни газетных публикаций. Разве это не фундамент штурма романного жанра?

Но вскоре оказалось: для создания многопланового эпического полотна у него не хватает ни профессиональных знаний, ни литературного мастерства. Вот и начались для молодого прозаика бесчисленные месяцы самостоятельной учебы, творческих исканий, счастливых находок и разочарований. Только через годы и годы, в канун двадцатилетнего юбилея великой Победы над «третьим рейхом», увидел свет первый исторический роман В. Кондратенко «Курская дуга».

Книга сразу же была замечена и высоко оценена и массовым читателем, и литературной критикой, и военными историками. Общественное мнение было единодушным: это первое крупное произведение о победе советского оружия летом 1943 года представляет собой не только яркую веху в творческой биографии писателя, но является достойным вкладом в советскую литературу о Великой Отечественной войне.

«Автор «Курской дуги», — писал Александр Корнейчук, — знаток фронтовой жизни. Ему удалось талантливо показать в своем произведении историческую эпопею разгрома немецко-фашистских войск под Курском. Романист драматично описывает батальные сцены великой битвы, и в то же время мне нравится скромность, отсутствие многословия, сдержанность и внутреннее горение. Со страниц романа доносится до нас обжигающий огонь военного времени. Мы видим стойких и мужественных бойцов в огне атак, где во всей полноте раскрывается внутренний мир советского человека...»

Уже первым своим романом В. Кондратенко засвидетельствовал, что в литературу пришел прозаик серьезный и многообещающий. Время подтвердило это предположение. Словно промеряя в памяти дороги своей фронтовой молодости, он воскрешал самые яркие, узловые моменты в истории Великой Отечественной войны и отражал их в документальных книгах.

Ровно через три года после «Курской дуги» вышел из печати новый его роман «Последний комендант» о героической обороне Киева в июле-сентябре 1941 года. Потом «Вторжение» (1970) и «Полюшко-поле» (1971), за который автор был удостоен премии им. А. Фадеева и серебряной медали. Наконец в последние годы увидели свет повести «Без объявления войны» и «Внимание: «Молния!». Целая серия книг военно-патриотического содержания!

Как-то известная поэтесса Юлия Друнина сказала о себе: «Я все еще не возвратилась с войны». С полным правом может это повторить и Виктор Кондратенко. Вот уже четыре десятилетия его муза не снимает шинели, а перо ратописца не знает устали.

«Мой боевой путь проходил в полосах Юго-Западпого, Сталинградского, Донского, Центрального, Воронежского, Белорусского фронтов и исчисляется тысячами километров от Волыни до Волги и от стен Сталинграда до Вислы, — писал Виктор Андреевич. — Именно поэтому военная тема стала для меня не просто излюбленной, но жизненно необходимой. Все свое творчество я посвятил увековечиванию подвига советского воина. Он по праву является соавтором всех моих книг и его главным персонажем. И я горжусь этим. Высшая честь для советского писателя — будить совесть человечества, дабы никогда не повторились на планете Земля ужасы второй мировой войны...».

АЛЕКСЕЙ МУСИЕНКО

Над клубами дыма, над вспышками батарей садится солнце. Огненный шар плывет в тучах. Он тускнеет, становится черным. Прохоровское поле покрыто каким-то необычным багровым туманом. Оно невелико — пятнадцать километров по фронту и семь в глубину. На этом клочке земли, в междуречье Северского Донца и Псла, в жаркое июльское утро с востока и запада пошли в атаку две танковые армады. Солнце вставало за спиной наших танкистов и помогало им, оно слепило глаза фашистским экипажам.

Тысяча двести танков!

Они сходились на большой скорости. В пыли, в дыму послышались гулкие, тяжёлые удары. Словно с высоких башен сбросили враз тысячепудовые колокола. Посреди поля пронзительно зазвенела сталь, и его начала заволакивать пыль. В танковом клубке как будто шла гигантская плавка и сотни мартеновских печей одновременно выпускали из своих раскаленных глубин ручьи расплавленной стали. Охвачены огнем светло-коричневые с бурыми полосами «тигры» и «пантеры», пробита снарядами двухсотмиллиметровая броня зеленых с темными пятнами «фердинандов» — вся эта надежда Гитлера, «стальная Европа», не выдержала удара уральских «тридцатьчетверок» и КВ, она горит и плавится.

В горелых бодяках, на разбитых лафетах крупповских пушек, возле пылающих танков лежат те, чьи полки пытались здесь захватить эту землю.

В коричневой мгле угасает солнце.

С севера надвигаются тучи. Порывы буревого ветра еще сильней раздувают пожарище. Полыхает огнем не только прохоровское поле, горят совхозы «Октябрьский» и «Комсомолец», ближние села — Михайловка, Андреевка, Васильевка и дальние хутора — Полежаев, Веселый и Александровский.

Все сильней и ослепительней в тяжелых грозовых тучах вспыхивают молнии и до самой земли распарывают небо. В тылу 5-й гвардейской танковой армии гремит гром, и все, кто стоит в окопе на небольшой высотке — командном пункте, невольно с тревогой прислушиваются к грозным ударам. «Не пушки ли бьют там? Нет, это гремит гром».

В сумерках, в проливном дожде постепенно все глуше становится шум боя. И когда плотная сырая мгла окутывает землю, битва на прохоровском поле затихает.

На командном пункте все напряженно прислушиваются к тишине. Ни выстрела. Только блеск и полет молний. Гром и рокот моторов. Танки выходят из боя, занимают оборону.

«Победа! Мы устояли под Прохоровкой». Но никто вслух не произносит этих слов.

Командующий Воронежским фронтом Ватутин, командарм 5-й гвардейской танковой армии Ротмистров, штабные офицеры и все связисты и посыльные молча продолжают прислушиваться к раскатам грома, словно к победному салюту.

Как только войска фельдмаршала Манштейна нанесли первые танковые удары, Ватутин немедленно выехал на передовые позиции. Его машина мчалась под обстрелом, она проходила там, где горели хлеба и дым заволакивал поле. С курганов он рассматривал боевые порядки наступающих «тигров» и «пантер». «Чтобы лучше бить — надо видеть».