Виктор Кондратенко - Внимание: «Молния!»

Войдя в бывший кабинет фюрера, он повернулся к Буссе:

— Что нового?

— Пока вы находились в полете, произошли некоторые изменения... Под Мелитополем возможен оперативный прорыв противника. Между Кременчугом и Днепропетровском, правда медленно, но он продвигается вперед. Малиновский, Толбухин и Конев не дают нам покоя на юге.

— Если Мелитопольская линия трещит, то удерживать Запорожский плацдарм нет смысла. Мы высвободим танковые дивизии для прикрытия Никополя и Кривого Рога. На юге у нас, конечно, будут неприятности, но я убежден: днепровский рубеж мы удержим. Киев не сдадим. — Он пристально рассматривал старинный гобелен, который почему-то все еще продолжал висеть на стене бункера. — Господа, тогда мы действительно заслужим гроздь винограда!

Как только войска стали подходить к Днепру, Ватутин направил в тыл врага специально подобранных им штабных офицеров. С портативными радиостанциями они спустились на парашютах за Днепром в лесных урочищах прямо на КП партизанских отрядов. Провожая их, он просил особо следить за передвижением танковых дивизий, напомнив, какой это на фронте барометр. Он сказал, что лучший и единственный способ выяснить оборону и силы противника — это получить сведения от того, кто был в стане врага и видел его собственными глазами. Такими отличными информаторами могут быть местные жители и партизанские разведчики.

На плацдармах ночью и даже днем дерзко действовали испытанные армейские «следопыты» и «невидимки». Захваченные ими «языки» дали немало ценных сведений о характере и глубине Восточного вала. Вчитываясь в новые донесения из лесных урочищ, Ватутин посматривал на оперативную карту. Он ясно видел оборонительную полосу противника, которую лихорадочно достраивала и совершенствовала теперь вся гитлеровская армия. Она была почти закончена и состояла из двух линий траншей с ходами сообщения, с множеством пулеметных площадок. Блиндажи и дзоты имели прочные перекрытия. Господствующие над местностью холмы приспосабливались к круговой обороне. Противотанковые рвы, всевозможные заграждения на дорогах, завалы в лесах, минные поля — все это готовилось для того, чтобы заставить наступающие танки двигаться только по коридорам-ловушкам, где поджидали их хорошо замаскированные орудия.

Синел на карте Днепр со своими протоками и староречьями, с бесчисленным количеством глубоких и мелких озер. Ширина заболоченной поймы Десны и Днепра в полосе наступления на большинстве участков достигала восьми километров. Глубина речных плесов колебалась от двух до шести метров. А за ними грозно возвышались обрывистые укрепленные врагом холмы шестидесятиметровой высоты.

Ватутин глянул на букринскую излучину: «А здесь?..» От Батуриной горы до Канева на протяжении тридцати двух километров горы Правобережья то обрывались отвесно, то спускались к Днепру уступами... И все зеркало реки под жерлами пушек.

Букринская излучина! Там кипит от разрывов река, земля в огне, и небо горит. Но уже, несмотря ни на какую бомбежку, на шквальный и навесной обстрел, ночью работают шесть паромных переправ. К ним присоединился один наплавной понтонный мост. И возле села Козинцы проложена на плацдарм «дорога жизни». Там за тринадцать дней построен мост, обеспечивающий непрерывное движение танков и тяжелой артиллерии.

Козинский мост! Ватутин думал о подвиге вечных тружеников войны — саперов и с благодарностью вспоминал колхозников из приднепровских сел — эту почти двухтысячную рать, добровольно пришедшую в трудный час на помощь воинам. Какой же это был героический и великий труд! Ведь чтобы забить с плота вручную одну деревянную сваю, надо было сделать порой до трех тысяч ударов.

Теперь козинский мост стерегут зенитные батареи и с воздуха постоянно охраняют его истребители.

Первая попытка прорвать в букринской излучине оборону противника и выйти с подвижными войсками на оперативный простор потерпела неудачу. Готовясь к новому штурму укрепленных вражеских позиций, Ватутин со своими ближайшими помощниками генералами Гречко, Ивановым и Штевневым не только продумал план прорыва, но и несколько раз побывал на переднем крае и провел с командирами рот, батальонов и полков специальные совещания, готовя их на исключительно трудной местности ко всем видам боя. Он перебросил на плацдарм тяжелые орудия и потребовал от артиллерийских начальников как можно точнее засечь огневые точки гитлеровцев, чтобы поразить их в первые же минуты боя. Танкисты, поддерживающие пехотинцев, должны были прокладывать им путь, бить по врагу с ходу и уничтожать оживающие вражеские пулеметные гнезда. Он призвал саперов самоотверженно, так же как на Курской дуге, расчистить для танков проходы в минных полях. По его плану авиаторы стелили «бомбовый ковер» на тактическую полосу обороны врага, обрушивали на нее всю мощь ударов и потом сопровождали наступающие войска в глубь вражеской обороны, помогая им выйти на оперативный простор.

Находясь на передовых наблюдательных пунктах, он прежде всего пытался представить себе повторное сражение — все сложные взаимодействия войск на местности с множеством высоток, изрезанной бесчисленными малыми и большими оврагами и крайне ограниченной дорогами.

«Что может принести успех в букринской излучине? — думал Ватутин и пришел к выводу: — Только быстрота продвижения. Темп и еще раз темп!»

Вошел порученец Семиков и напомнил:

— Николай Федорович, через двадцать минут у вас встреча с иностранными корреспондентами.

— Да, я готов.

Когда он вошел в соседнюю хату, два иностранных корреспондента с интересом рассматривали рушники. Первым обернулся розовощекий здоровяк в сером дорожном костюме и, поняв, что перед ним генерал Ватутин, сказал:

— Господин командующий, разрешите представиться: американский корреспондент Дэвид Лаурс. Я только что перелетел через океан и попал с воздушного корабля прямо на «свадьбу». Мне сказали в Москве, что на фронте так называют теперь всякую наступательную операцию. — Он, чуть отодвигаясь в сторону, слегка подталкивает вперед человека в кожаной куртке и темных очках. — А это мой английский коллега Чарли Уилсон.

— Очень приятно с вами познакомиться. Я рад, что нам не понадобится переводчик. Вы хорошо владеете русским языком.

— Это заслуга моей матери.

— Она русская?

— Да, но... Обстоятельства заставили ее в молодости покинуть Питер... Сегодня, подъезжая к вашему командному пункту, я увидел на дороге пленных, и мне вспомнились стихи, которые я слышал от матери: «Сколько их! Куда их гонят? Что так жалобно поют? Домового ли хоронят, ведьму ль замуж выдают?»