Константин Евграфов - Николай Крючков. Русский характер

О трагической судьбе режиссера Владимира Скуйбина, ушедшего из жизни в тридцать четыре года, и его фильмах читатель уже знает. Теперь он познакомится с его очерком, которым и открывается эта главка.

Это было пятнадцать лет тому назад. На железнодорожной ветке, которая проходила там, где сейчас находится лужниковский Дворец спорта, стоял воинский эшелон. Его теплушки были разрисованы характерными для Гражданской войны фигурами «Окон РОСТА». Два красноармейца, в буденновских шлемах, в шинелях с широкими петлицами на груди, вели вдоль эшелона седовласого джентльмена с большим фотоаппаратом. Один был артист Театра революции Толмазов, другой был я – студент театрального училища. Как необыкновенно интересно было все, что происходило вокруг нас, – и приборы, и кран, и кинокамера, у которой сидел режиссер в темных очках и повернутым назад козырьком кепи. Это был Сергей Юткевич – постановщик фильма «Свет над Россией».

Мы шли вдоль вагонов, и вот кто-то крикнул:

– Рыбаков! Шпиона поймали!

Я увидел, как из теплушки на землю спрыгнул матрос с огромным маузером в деревянной кобуре на боку. Он быстро пошел нам навстречу, и что-то неуловимо знакомое показалось мне в этой коренастой, крепкой фигуре. Матрос подошел, и я увидел его лицо. Ну конечно, это был он – Николай Крючков! Кумир сретенской детворы. По многу раз мы бегали в кинотеатр «Уран» смотреть своего любимца в фильмах «На границе», «Комсомольск», «Член правительства», «Яков Свердлов», «Свинарка и пастух».

Прошло десять лет, и вновь мне удалось встретиться с Крючковым еще в работе. Это было на «Жестокости».

Еще занимаясь с Павлом Нилиным над сценарием, мы решили, что в роли начальника угрозыска будет сниматься Николай Афанасьевич. Существует разный подход к выбору актера.

Я, молодой режиссер, испытывал естественное волнение на первой репетиции с известным актером, народным артистом, который до моего фильма снялся уже в шестидесяти картинах. Но мы быстро нашли общий язык. Он был собран, спокоен, прекрасно знал текст и серьезно относился к своей работе.

Мы начали репетицию, но у меня не проходила некоторая внутренняя скованность. И вот когда мы дошли до места, где Начальник говорит, что и он причастен к искусству, что он «выступал в цирке», Крючков неожиданно вскочил, сбросил с себя рубаху и остался в майке. Он вздохнул и втянул живот. Мощная грудная клетка поднялась вверх, а голова на короткой шее ушла в плечи. Он согнул в локтях руки, мышцы на теле напряглись буграми, лицо приобрело самодовольное выражение – перед нами стоял цирковой борец! Все захохотали. Засмеялся и я. Это была неожиданная черточка в характеристике образа. И сразу установилась нужная творческая атмосфера естественности, простоты и доверия.

Первая съемка, на которой сразу же проявляется слабость героя Крючкова. И артист начинает постепенно раскрывать подлинную сущность Начальника. То он удивительно родной, то службист, то подлец, а то и искренний друг. Сложный характер.

Я вспоминаю Крючкова того времени. Он приходил в студию всегда в отличном настроении, веселый, общительный, излучающий неповторимое «крючковское» обаяние. И когда я слышал дружные взрывы хохота из костюмерной или гримерной, я знал – он рассказывает об охоте или рыбной ловле.

Но вот он входит в скрещенные лучи дигов. Вот он стоит, Начальник, в своем кабинете за массивным столом. Плотная, коренастая фигура, затянутая в военный френч, ежик волос, жесткие, волевые черты лица. Вот это мгновенное перевоплощение Крючкова-человека в образ – одна из удивительных черт его характера. Он не любит много говорить о роли, он понимает с полуслова характеристику образа, поэтому все движения его пластичны. Но нельзя думать, что это дается ему легко. За этим стоит огромный опыт постижения тайны ремесла и каждодневная работа. Актеры, любящие порассуждать о «зерне», порой не знают даже текста. Меня всегда поражало в Крючкове его великолепное знание текста сценария и необыкновенная самодисциплина – он приходил на съемки за два часа до начала.

Актерские качества Крючкова неразрывно связаны с его человеческими качествами. Я помню, во время съемок у него обострился тромбофлебит – ему приходилось целые дни проводить в седле на морозе. И он ни за что не соглашался прервать съемки. А на съемках фильма «Суд»! Он сломал ногу, а на второй день явился с загипсованной ногой, через два дня разрезал гипс ножом и продолжал сниматься…

Вот я смотрю на фотографии. Пожилой бородатый охотник Семен Тетерин, в стареньком пиджачке и косоворотке. Это не просто новая роль в его творчестве – это потолок его дарования, качественно новая ступень в творчестве актера. Вообще эволюция его творческого роста поражает. И это говорит не только об одаренности актера, о неограниченном диапазоне его возможностей, но и о вечном поиске нового в искусстве.

Таким и остается в моем представлении любимый и замечательный артист Николай Афанасьевич Крючков.

Владимир Скуйбин, 1964 год

Замечательный актер Николай Афанасьевич Крючков прошел через всю мою сознательную жизнь. Прошел от моего детства до моих преклонных лет. Учась в школе, я от восторга открыл рот и глаза, когда увидел его в «Трактористах».

В дни войны, на фронте, меня и моих друзей, таких же солдат, поддерживали с киноэкрана ослепительная улыбка, оптимизм Николая Крючкова. Хотя кино приходилось в боях смотреть нечасто, урывками, образы его героев всегда стояли перед глазами.

Я был на батарее запевалой, и когда мы шли строем, старшина командовал: «Никулин, песню!» С первыми словами запева «броня крепка и танки наши быстры» перед глазами стоял знаменитый Николай Крючков. Сразу становилось легче жить, и крепла вера, что мы победим.

А познакомился я с Николаем Афанасьевичем много позже, на «Мосфильме». Первая картина – «Яша Топорков». Роль у меня была эпизодическая, но за короткие дни репетиций я увидел «звезду» советского кино вблизи, будучи рядом. И он мне стал вдвойне дороже – своим дружелюбием, общительностью, умением ладить с людьми (ах как это важно именно в кинематографии). Дружные киногруппы, как правило, снимали хорошие фильмы. И сплачивал наш съемочный коллектив Николай Крючков. Мы в кругу своем называли его нежно: дядя Коля – глыба. Он был действительно, как утес, у которого мы находили пристанище от непогоды. И все любили его за удивительную искренность в отношениях с любым, даже малым, актером или ассистентом. Мы смотрели на него как на бога, слушая его рассказы.

Он меня обворожил небывалым чувством юмора. Сколько всего смешного находилось в его рассказах и репликах. А потом мы снялись с ним в фильме «Ко мне, Мухтар!». Я играл милиционера, а он – генерала милиции. Сниматься с ним было легко. Он помогал во время съемок найти верную интонацию в разговоре. Работал до полной самоотдачи, не жалея сил. Работал до конца жизни.