Наталья Тендора - Изольда Извицкая. Родовое проклятие

Фронтовик Чухрай, не понаслышке знающий войну, в «Сорок первом» старается избавить экран от идеологического монументализма, ложного героизма и казенного пафоса. Его картина не об общеизвестных героях гражданской — Щорсе, Чапаеве, Пархоменко или Котовском. Его кинорассказ — о рядовых участниках героических событий. В нем немало ранее недопускаемых сильнейших душевных контрастов, глубоко иррациональных поступков, таких, как последний Марюткин выстрел. Отраженный в зеркале условного прошлого человек оказался непреодолимо раздвоенным — влюбиться без памяти в того, кого еще вчера ненавидела так же яростно и страстно. Не дрогнув, взять прицел, всадить пулю точно между лопаток, а потом обнимать мертвое тело и выть: «Синеглазенький, мой…» Прежде советский фильм не мог, не имел права так закончиться…

Оттепельное кино находит в революционной теме трагический масштаб страдания и с презрением отворачивается от искупления как от недопустимого упрощения и снижения образа. И настоящий идеал здесь, у начала нового мира, — это идеал мученика, которого нельзя оторвать от его мучений, нельзя спасти.

В середине пятидесятых годов прошлого века, на заре хрущевской оттепели, в советский кинематограф стремительно и дерзко ворвался молодой режиссер Григорий Чухрай. Его дебют, фильм «Сорок первый», стал заявкой на «большое кино». Затем последовали другие работы режиссера: «Баллада о солдате», «Чистое небо», ставшие не только настоящим прорывом к исторической правде, но и примерами гражданской смелости. Григорий Чухрай пришел в кино практически с фронта, сразу после войны, которая еще долго давала о себе знать то тяжелым ранением, то неизгладимыми воспоминаниями, изменившими представления о мире людей (режиссер говорил: «Войны ведутся не между умными и дураками, не между подлецами и благородными героями, а между людьми разных убеждений, преследующих разные цели») и сформировала четкое понимание цели жизни.

Григорий Чухрай начинал учиться во ВГИКе на курсе одного классика — Сергея Юткевича, а заканчивал у другого — Михаила Ромма, совершенно им очарованный. Ромм стал наставником Чухрая на многие годы, предопределив первые шаги своего талантливого ученика. После института он какое-то время, как многие другие выпускники ВГИКа, поработал вторым режиссером. На Киевской студии художественных фильмов им. А. Довженко он набирался постановочного опыта до 1955 года. До того времени, как Чухрая не пригласил к себе руководитель «Мосфильма» Иван Пырьев.

В середине 50-х на «Мосфильм» с предложением экранизировать «Сорок первый» пришел выпускник ВГИКа, ассистент режиссера Киевской киностудии Григорий Чухрай. Когда-то по повести Бориса Лавренева уже был снят фильм знаменитым кинорежиссером Яковом Протазановым. Но старый фильм был немым. Звуковой римейк оказался весьма кстати. Чухрай прочел впервые «Сорок первый», когда во время войны лечился после ранения в челябинском госпитале. Эта история запала ему в душу. Окончив ВГИК, он решил ее экранизировать, причем по собственному, адаптированному к современности, сценарию. Его «Сорок первому» суждено было стать одним из первых и ключевых оттепельных фильмов.

На Киевской киностудии им. А. Довженко, куда вначале отправился Чухрай с идеей постановки лавреневской повести, его категорически завернули. Было сказано, что любовь красной партизанки к белогвардейцу неактуальна. И предложили снимать фильм «Триста лет тому» — об объединении Украины с Россией. Делать было нечего, Чухрай согласился, но не сдержался, откровенно высказавшись о слабом сценарии обласканного властью Александра Корнейчука, в результате чего его отстранили от работы. Тогда начинающий режиссер решил податься за правдой в Москву. Он надеялся, что там его идея экранизации все того же «Сорок первого» найдет своих горячих сторонников, и не ошибся.

И хотя столичное кинематографическое начальство тоже вначале сомневалось, нужна ли советскому кинематографу вторая экранизация повести, где главный герой, белый офицер, вполне вызывает человеческие симпатии, участник Сталинградской битвы, о которой он правдиво рассказал перед своей кончиной в автобиографической книге «Моя война», смог настоять на своем. И новелла известного беллетриста Бориса Лавренева «Сорок первый», повествующая о вполне реалистическом, а может, и мелодраматическом эпизоде гражданской войны — о любви девушки и синеокого поручика, любви внезапной, сильной и искренней, была запущена в производство. Директор «Мосфильма» Иван Пырьев не только разрешил постановку, но и обещал по окончании благополучной съемки жилье — комнату в новом, строящемся возле студии, доме.

Однако вскоре московской идиллии пришел конец. Григорий Колтунов, подключившийся к работе над сценарием, не только постоянно конфликтовал с Чухраем, но и гнул свою линию, считая, что любовь Марютки к классовому врагу, поручику Говорухе-Отроку, нуждается в осуждении. Чухрай же считал, что гражданская война заслуживает более объемного и честного изображения. Он не собирался делить своих героев на красных и белых, правых и виноватых. Таким образом, сценарий пришлось переделывать раз шесть. И все-таки молодому режиссеру удалось отстоять собственное видение будущего фильма. При этом пришлось поменять и актеров. Вначале на главные роли были выбраны начинающие актеры — Екатерина Савинова и Юрий Яковлев, последнего очень рекомендовал режиссеру Иван Пырьев. Однако ни один из них в картине так и не сыграл: Савинову запретил снимать сам же Пырьев, когда она влепила маститому режиссеру за приставания пощечину, а кандидатуру Яковлева отклонил сам Чухрай.

Среди других претендентов значились и Руфина Нифонтова с Иннокентием Смоктуновским. Однако не подошла и эта пара. В результате на главную мужскую роль поручика был утвержден «красавец эпохи» Олег Стриженов («Овод», «Капитанская дочка», «Белые ночи»), а Марюткой стала недавняя выпускница ВГИКа Изольда Извицкая. Правда, с ее утверждением на роль тоже все оказалось не так гладко — худсовет «Мосфильма» выступил против ее кандидатуры, считая, что грациозной зеленоглазой красавице с превосходной гривой светло-каштановых волос вряд ли удастся сыграть диковатую и резкую Марютку. Однако Чухрай считал иначе. Режиссер был уверен, что роль немного угловатой девушки с ружьем, словно специально написана под утонченную красавицу Извицкую. И отстоял молодую актрису. Пришлось чиновникам от «Мосфильма» согласиться с доводами режиссера. Работа над картиной продвигалась непросто. Нашлось немало противников точки зрения режиссера на войну, на то, как надо ее снимать. Однако, когда фильм вышел на экраны и получил множество призов, в том числе и награду Каннского кинофестиваля, он подтвердил правоту точки зрения режиссера, утверждавшего: «К искусству кино я относился почти религиозно. Я считал, что фильм — это поступок, и стремился снимать так, чтобы не стыдиться своих поступков».