Коллектив авторов Биографии и мемуары - Аракчеев: Свидетельства современников

Не забудьте взглянуть поблизости на памятник Исааку, стодвадцатипятилетнему старцу, скончавшемуся в полном здравии и разуме 1806 года. Монумент сей воздвигнут под двумя липами, самим им саженными в юношестве, тогда, как употребляем был он князем Меншиковым для разведения сада [375]. Мир праху твоему, добрый Исаак! Да предания твои, кои любил ты рассказывать о страшных духах, сопровождавших славного князя твоего, и рассказывать так ужасно и красноречиво, что волосы дыбом становились у слушателей, предадут потомству память о твоей храбрости [376]!

У каменной пристани стоит несколько маленьких челноков. Садитесь в эту раскрашенную шлюпку, и я повезу вас в беседку Мелиссино [377]. Вода чистотою своею и прозрачностию нисколько не походит на стоячую: это оттого, что [с] помощию шлюзов она ежегодно зимою выпускается, а с другой стороны свежая каждую весну впускается с Волхова. Лишь только поравнялись мы с тенистым островком, посреди коего возвышается пирамида, поставленная в память чрезвычайно большой воды, как встречены были стаею воинственных лебедей: они с криком до самой беседки нас преследовали. Храм сей посвящен признательностию за воспитание генералу Мелиссино и отличается от всех благородною архитектурою и уединенностию.

Острова и виды здешние всегда наполнены пернатыми. Дикие утки, бекасы, кулики выводят покойно птенцов; соловьи и малиновки вьют себе гнезда, как в самых дремучих лесах, и громким пением наполняют окрестные места. Пагубные сети ловца никогда здесь для них не раскинуты; никто их не потревожит; сии робкие и осторожные птицы встречают человека как друга своего и покровителя! По извилинам пруда можно выездить несколько верст в шлюпке с величайшим удовольствием и открывая беспрестанно новые виды.

С северной стороны сад ограждается густою, непроницаемою для холодных ветров еловою аллеею. Она ведет прямо к огромной полуразвалившейся башне, называемой башнею князя Меншикова [378]. В нижней части внутренности ее, под мрачным сводом, поставлен бюст славного сего мужа Петрова века. Тысячи мыслей, тысячи уподоблений, заключений мелькают в воображении при виде развалин, посвященных памяти сего падшего исполина, малого в величии и счастии, но великого, удивительного в ничтожестве и бедствиях! С верху башни проведен отлогий, длинный спуск для катанья в колясочках, и с другого конца сделана такая же гора в виде круглого храма. В отличие пред обыкновенными горами сего рода можно заметить, что во все пространство ската прелестная зелень в переплетенных гирландах составляет непроницаемый свод для лучей солнечных. Оставя в стороне множество беседок, храмов, палаток, урн, из коих каждая имеет оригинальность свою и цель, как то: Императору Павлу, в память родителя, в воспоминание посещения родительницы [379]и проч., — взглянем на луг, который подобно бархату расстилается на несколько сот сажен и, соединяясь с цветущими берегами Волхова, представляется бесконечным.

Не упустите осмотреть теплицы, огороды и другие хозяйственные заведения: в них так чисто и порядочно, что даже при сравнении с английскими находишь некоторые преимущества, особливо на счет вкуса. Отдохнемте в молочне и прохладимся свежими густыми сливками. Нам подадут их в граненом хрустале, который еще придаст аппетиту. Стены молочни украшены портретами идеальных красот в очаровательных формах и положениях!

Освежась, пустимся далее в деревню. На дороге, противу церкви, в одном из двухэтажных флигелей расположена больница на 20 постелей, а в другом помещаются лекарь и аптека. Не надобно красноречия, чтоб дать цену сему благотворному заведению: тяжелобольные из всех графских деревень пользуются [380]здесь на счет его с возможным попечением и человеколюбием; сверх того, ежедневно лекарь объезжает деревни для вспомоществования одержимым легкими недугами.

Другое учреждение — съезжая — не менее благодетельно и важно. При ней находится отставной унтер-офицер Петербургской пожарной команды, две прекрасные пожарные трубы и всевозможные для того инструменты. Каждое воскресенье пред обеднею приходит сюда по очереди с двух деревень десять человек учиться ими действовать: в год достанется, без исключения, всякому крестьянину побывать здесь несколько раз, так что вскорости будут все они уметь обходиться с машинами. Кроме двух больших труб заметна небольшая деревянная, действующая довольно хорошо; но главное ее достоинство состоит в том, что она стоит вместо 700 рублей — 70, а потому может быть удобно заведена по деревням в России.

Начинает смеркаться; вы устали: отложим путешествие по деревням до завтра и возвратимся к хозяину в дом, где ожидает нас самовар и приятная беседа. Зайдемте, однако, по пути в Швейцарский домик: он назван так потому, что внутри стены его убраны различным деревом на манер швейцарский. Домик сей определен для гостя, который бы приехал в Грузино с большою фамилиею и пожелал бы иметь свое хозяйство, для чего нашел бы он все удобности, начиная с прекрасной кухни. Под низом со стороны сада отделена уединенная комната, в коей лежит на столе развернутая Библия: крытая аллея, не имеющая никакого с другими сообщения, может служить прогулкою погруженному в священные размышления.

Должно обладать чрезвычайною фортуною [381], чтоб завести и содержать столько прекрасных и отличных учреждений, а у владельца Грузина с небольшим шестьдесят тысяч рублей ежегодного доходу. Вот разительный пример, вот торжество благоразумного распоряжения деньгами и строгого порядка! Здесь все заведено с предусмотрительностию, с возможными выгодами; все сделано в свое время, своими собственными мастеровыми, коих предвидящий помещик воспитал нарочно в различных ремеслах, не переменяя, впрочем, их крестьянского состояния и платя им чистыми деньгами за малейшую работу. Петр I, переодев русских и приучив их вкус к редким питьям и иностранной роскоши, не переменил любви их к щедрости — похвальной, благородной без вреда себе и ближнему, пагубной, если не руководствуется она благоразумием, разорившей самые богатейшие и знатные из фамилий русских. В старину русскому барину можно было быть гостеприимну без осторожности и даже до расточительности: милых гостей своих он потчевал медами душистыми и пенистым полпивом [382] своего варенья; трапезу его составляли избытки его хозяйства, огородов и садов; ныне нельзя никому благопристойно позвать на обед без устриц, фазанов, апельсинов, шампанского и бургонского. А все это чужеземное и стоит звонкой монеты! Помня обычай наших предков, мы не перестаем содержать великое число слуг, людей праздных. В Грузине, напротив, всякий имеет свое ремесло и должность: например, малютки певчие смотрят за беседками, музыкантам розданы дорожки и проч.