Эдуард Скляров - Записки бывшего милиционера

Конечно, в этот период в райотделе работали и другие оперативники, которые тоже пользовались авторитетом. Например, Вениамин Шабалин, Николай Иванович Куди (молодой парень, начавший службу в милиции с должности участкового).

Для следователей — во всяком случае для меня — самым обременительным было выезжать на места происшествий для их осмотра, но не из-за самой процедуры этого важнейшего следственного действия, а из-за того, что, как правило, ломался план намеченной текущей работы, оставались недопрошенными вызванные повестками люди, срывались другие мероприятия, проведение которых было обязательным. Всё это накапливалось и, в свою очередь, влекло ломку планов на последующие дни. Разгребать кучу накопившихся дел приходилось, как правило, в выходные дни.

Но, так или иначе, работа на местах происшествий многому учила, было что перенять у более опытных оперативников, экспертов и других специалистов. В этом плане хочется отметить Николая Ивановича Куди и эксперта-криминалиста Алексея Михайловича Барышева, с которыми — как-то само собой получилось — мы очень часто вместе работали на местах происшествий, доверяли друг другу, приятельствовали и какое-то время старались попадать на дежурство в одну смену.

А. М. Барышев впоследствии стал начальником экспертно-криминалистического отдела областного УВД, был очень профессионален, не упускал случая показать, что и как. А Н. И. Куди вообще был оперативником от Бога и в прямом смысле слова везунчиком. Казалось, что улики сами идут ему в руки. Вот реальный пример раскрытия Куди преступления по горячим следам. Работали мы все втроём на месте происшествия — кража книг и личных вещей работников областной детской библиотеки на проспекте Виноградова (ныне Троицкий проспект). Розыскная собака взяла след, повела от библиотеки к недалеко находящимся жилым домам и там след потеряла. Куди стал кружить вокруг этих домов. Его увидела старушка, сидевшая на лавочке у подъезда, и спросила, не Ваньку ли он ищет. Не растерявшись, Куди ответил: «Да, но не знаю его адреса». Старушка показала квартиру. Через пять минут Ванька и всё похищенное из библиотеки предстали перед нами. Что это — случай, интуиция или везение, не знаю, но это типичный пример, как Куди раскрывал преступления.

Кстати, Жорж Сименон в одном из своих интервью сказал, что 99 процентов раскрытых преступлений становятся таковыми благодаря случаю, а отнюдь не стараниям сыщиков. Только у одних сыщиков, как у Куди, эти случаи почему-то присутствуют, а у других — нет.

Было и у меня несколько фактов действительно случайного раскрытия преступлений. Однажды захожу в дежурную часть, а там готовят ориентировку на двух молодых парней, за пару часов до этого укравших с вешалки в фотоателье (после того как сами сфотографировались) дорогущую шубу клиентки. Один взгляд на их фото — ба, да это мои «знакомые», проходившие по одному из моих уголовных дел как свидетели. Через двадцать минут и воры, и шуба были в райотделе. Везение здесь в том, что этих воров я видел раньше, имена и адреса зафиксированы в деле, для их задержания не было никаких проблем, никаких семи пядей во лбу здесь не требовалось, хотя, несомненно, в статотчётности это преступление зафиксировано как раскрытое с применением оперативных возможностей. Недаром древние римляне говорили: «Миром правит случай, а не мудрость».

К сожалению, и Н. И. Куди, и А. М. Барышев рано ушли из жизни — обоих подвело сердце.

Видимо, надо сказать, что первые годы моей службы в милиции пришлись на период реализации щёлоковских реформ.

Николай Анисимович Щёлоков, будучи назначенным министром внутренних дел вместо В. С. Тикунова в сентябре 1966 года, нашёл милицейское ведомство в ужасном состоянии: мизерная зарплата работников милиции, не хватало форменной одежды, всего по одной автомашине было во многих городских райотделах, а в сельской местности в большинстве райотделов, кроме грузового транспорта, вообще ничего не было и т. д.

Кстати, программное выступление Щёлокова впервые прозвучало в 1967 году на совещании в УВД Архангельской области, в которой была самая низкая раскрываемость преступлений по стране.

8 августа 1967 года Щёлоков внёс на рассмотрение ЦК КПСС записку «О неотложных мерах по укреплению органов милиции и повышению их авторитета», а уже к концу этого года зарплата милиционеров почти удвоилась. Конечно, радикальные реформы — это работа не одного дня, требовалось время, но оживление в системе чувствовалось. Этому способствовал и приток новых сил за счёт так называемых призывов в органы внутренних дел передовиков производства.

Но всё делалось медленно. Нами, практиками, это ощущалось, скорее всего, на уровне слухов. Поэтому как была ломаная мебель в тесных, кое-как приспособленных для следственной работы кабинетах, так и оставалась; даже повышенная зарплата, по сути, была нищенской, так как её только-только хватало на пропитание и самое необходимое для жизни.

Ничего особо заметного на местах не произошло и после принятия Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР 19 ноября 1968 года «О серьёзных недостатках в деятельности милиции и мерах по дальнейшему её укреплению». Это постановление инициировал Н. А. Щёлоков в надежде, что власть на местах, да и в центре, всё-таки возьмётся за материальную сторону милицейской жизни. Но, видимо, неспроста в названии постановления было слово «дальнейшему». Как ничего не делалось до постановления для реального укрепления милиции, так ничего не делалось и в дальнейшем. А если и делалось, то на уровне комариных укусов слоновьей кожи. И только после создания штабов в системе органов внутренних дел — а это произошло в 1971 году — перемены в милиции стали более заметны, хотя по-прежнему недостаточны.

Государство учредило для милиции генеральское звание, но его получили даже не все, кто занимал генеральские должности. В книге «Министр Щёлоков» Максим Брежнев (совсем не внук Л. И. Брежнева, как думают многие) пишет: «Главе службы БХСС П. Ф. Перевознику три раза отказывали в присвоении генеральского звания. И это при том, что он много лет возглавлял это ведомство и серьёзных нареканий ему не было».

Следственная работа — это не погони и не стрельба, как думают до сих пор некоторые люди. В своей основе это рутинная, кропотливая работа, которая на 90 процентов сводится к допросам и оформлению массы различных процессуальных документов. На остальные 10 процентов приходятся другие виды следственных действий. А погони, стрельба, засады и тому подобное — не для следователей. А если и случается, то совсем не часто, и, как правило, не в связи со следственной работой. Это, по большому счёту, работа оперативных служб, хотя и для них это на самом деле редкость. Даже мне, имеющему немалый опыт работы в милиции, большая часть которой пришлась на службу охраны общественного порядка, за все милицейские годы только три раза пришлось обнажить пистолет не в учебных целях. Первый раз — для разгона собак, которые грызли труп замёрзшего мужчины под мостом через Кузнечиху. Второй раз, когда я с начальником Ленского отдела милиции во время операции по розыску и задержанию скрывшегося с места происшествия вооружённого преступника (молодого парня) наткнулись на него в лесу у костра, что не помешало ему удрать от нас, бросив у костра и свою обувку, и патроны к винтовке. Мы в своей милицейской экипировке и сапогах, несмотря на предупреждающие выстрелы, не смогли его догнать. А в третий раз я в качестве ответственного дежурного по УВД области вынужден был взять на себя руководство нарядами милиции, которые из-за беспомощности своих начальников бестолково топтались у дверей одной из квартир на четвёртом этаже шестиэтажки в Ломоносовском районе, в которой якобы находился пьяный мужик с ружьём, угрожавший убить свою жену. Заставив милиционеров стучать в дверь квартиры и вызывать на разговор мужика, я с пистолетом в руках, перебравшись через перегородку на балкон соседней квартиры, через окно увидел спящего на диване мужика в обнимку с ружьём. На этом «боевая» операция и закончилась.