Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам

Маяковский отправился на квартиру, где жила жена Морчадзе, художница Елена Алексеевна Тихомирова. На всякий случай (для конспирации) он взял с собой рисовальные принадлежности (краски, кисти, бумагу).

Знал бы Маяковский, что в эту квартиру идти ему было нельзя ни в коем случае!

Когда Исидор Морчадзе, надёжно устроив группу беглянок на конспиративной квартире в Подмосковье, вернулся в Москву, то обомлел – город кишмя кишел сыщиками-филёрами и городовыми с винтовками. Спешно уничтожив находившиеся в карманах «компрометирующие записки», Морчадзе отправился на квартиру жены:

«Квартира была полна полицейскими охранниками всех чинов и рангов, во главе с полицеймейстером Золотарёвым. Со всех сторон раздались обрадованные крики: „Пожалуйте, мы вас ждём!“ Несколько агентов Охранного отделения набросились на меня и начали обыскивать».

Генерал-майор Вениамин Николаевич Золотарёв в квартире Елены Тихомировой оказался не случайно – власть демонстрировала свою оперативность. Ведь ей было известно о готовившемся побеге из сообщений филёров и доносов агента, внедрённого в команду Исидора Морчадзе. Сети для поимки были расставлены именно там, где в них попались практически все, кто имел отношение к этому делу. В том числе и пришедший сюда Владимир Маяковский.

Протокол его задержания гласит:

«1909 года, июля 2 дня, 3 уч<���астка> Мещанской ч<���асти> помощник пристава поручик Якубовский, находясь в засаде, по поручению Охранного отделения, задержал в доме Локтевых по 1 Мещанск. ул. в кв. № 9, явившегося в ту квартиру в 1 час 20 м. воспитанника императорского Строгановского училища, дворянина Владимира Владимирова Маяковского, 15 лет от роду, живущего при матери в д. 47 Бутюгиной, кв. 38, 1 уч. Сущёвской ч. При личном обыске у него найдена записка с адресом Лидова, каковая при сём прилагается, другого ничего не оказалось. Спрошенный Маяковский объяснил, что он пришёл к проживающей в кв. № 9 дочери надворного советника Елене Алексеевне Тихомировой рисовать тарелочки, а также получить какую-либо другую работу по рисовальной части. О чём и составлен сей протокол.

Подлинный за надлежащим подписом».

В записке, которую обнаружили при обыске, был адрес Петра Петровича Лидова, которого, как мы помним, Маяковский выбрал своим защитником на будущем суде.

Протокол, составленный поручиком Якубовским – документ официальный, поэтому он по-деловому сух. А воспоминания Исидора Морчадзе о том же июльском дне, написанные годы спустя, достаточно эмоциональны:

«Звонок. Входит Володя, сразу поняв, что попал в засаду полиции. Ведёт себя вызывающе, издевательски, зло смеётся и подтрунивает над полицией…

Попавшие в засаду сидят за столом, в числе их сижу и я. Полиция приглашает Володю к столу. Начинается его допрос.

Вдруг он быстро встаёт, вытягивается во весь рост и издевательски шутливым тоном говорит приставу, который пишет протокол дознания:

– Пишите, пишите, пожалуйста: я, Владимир Владимирович Маяковский, пришёл сюда по рисовальной части (при этом он кладёт на стол все рисовальные принадлежности, как-то: краски, кисти и т. д.), а я, пристав Мещанской части, нахожу, что виноват Маяковский отчасти, а посему надо разорвать его на части!

Этот каламбур, сказанный экспромтом, вызывает у всех присутствующих взрыв хохота».

Маяковский не просто насмехался над полицейскими, он использовал для своей насмешки рифмованные фразы, на что Исидор Морчадзе обратил особое внимание:

«Владимира Владимировича Маяковского я хорошо знал, любил и уважал, как чистого, искреннего и стойкого революционера, но ни я, и никто другой не замечал за ним никакого поэтического таланта. Поддерживая с ним самые тесные отношения, я всегда ему напоминал и подчёркивал, что свою поэтическую карьеру он начал именно этим каламбуром, сказанным экспромтом. Поэт вполне со мной соглашался. И об этом мы вспоминали много, много раз».

Юный подпольщик «товарищ Константин», видимо, вновь самонадеянно полагал, что, поскольку он (как ему казалось) дважды сумел обвести вокруг пальца жандармов Охранного отделения, обмануть простых полицейских большого труда ему не составит.

Однако на этот раз за арестованного эсдека взялись по-настоящему. Сначала его доставили в полицейский дом Мещанской части, где предъявили официальную бумагу:

«1909 года, июля 1 дня, я, московский градоначальник, получив сведения, дающие основания признать дворянина Владимира Маяковского вредным для общественного порядка и спокойствия, …постановил: означенного Маяковского впредь до выяснения обстоятельств дела заключить под стражу…».

На документе – фраза:

«Настоящее постановление мне объявлено. Маяковский».

Обратим внимание, что и на этот раз Маяковский попал в засаду совершенно случайно – он сам пришёл в эту квартиру, никто его сюда не звал! Останься он дома, никакого задержания не произошло бы. Хотя о том, что он был одним из сподвижников Морчадзе, охранке было известно из донесений агентов и филёров.

Вскоре в квартиру, где жил Маяковский, нагрянула полиция. В ордере, предъявленном его матери, говорилось:

«… произвести самый тщательный и всесторонний обыск у студ. Строганов, училища Владимира Владимирова Маяковского.

Обыскиваемый уже задержан».

В протоколе обыска значилось:

« 1909 года, 2 июля, в г. Москве, помощник пристава 3 участка Сущёвской части Бунар… прибыл в 3 часа пополудни в дом № 47 Бутюгиной, по Дорогомиловской улице, в квартиру № 38, занимаемую вдовой коллежского асессора Александрой Алексеевной Маяковской, произвёл обыск в комнате, занимаемой родным сыном квартирной хозяйки, учеником Строгановского училища Владимиром Владимировым Маяковским».

Среди тех, кто находился в квартире, но не был в ней прописан, оказался и…

«… вольнослушатель Сельскохозяйственного института, потомственный дворянин Лев Николаевич Яковлев, который заявил, что… в квартиру Маяковских пришёл несколько минут тому назад к своему товарищу Владимиру Маяковскому (при личном обыске у Яковлева ничего не оказалось)…».

Впрочем, и документов, которые могли бы удостоверить его личность, у Яковлева не было.

Обыск в комнате Маяковского тоже ничего не дал. И помощник пристава записал:

«В комнате, занимаемой Маяковским, никаких предметов, свидетельствующих о принадлежности его к преступному сообществу, не оказалось, о чём положено записать в протокол…».

Есть в том протоколе одно небольшое, но весьма любопытное дополнение:

«… назвавший себя вольнослушателем Сельскохозяйственного института Львом Николаевичем Яковлевым, во время составления протокола, по окончании обыска, бежал из квартиры, но был задержан помощником надзирателя Седуном, который шёл навстречу бежавшему по двору от телефона в квартиру, и за Яковлевым гнались дворники, находившиеся понятыми при обыске – Иван Солохин и Семён Губанов».