Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам

А Маяковский от своей принадлежности к «Московской организации Российской социал-демократической рабочей партии» отказывался категорически. И неоднократно!

Когда он вышел на свободу, подпольщики сразу же должны были дать ему понять, что к революционеру, который «засветился» в полиции, прежнего доверия уже нет, поэтому нелегалам он не нужен. К тому же Маяковский и по своей комплекции не очень подходил для подпольной работы – слишком был рослый, высокий, сразу бросался в глаза.

Как бы там ни было, но в «Я сам» (образца 1922 года) о подпольной работе сказано:

«Здесь работать не пришлось – взяли».

Не удивительно, что Маяковский стал общаться с членами совсем другой социалистической партии – с эсерами. И во второй раз его арестовали по делу, затеянному ими.

Получается, что к революционному движению Владимир Маяковский имел точно такое отношение, как и Николай Хлёстов, попавший за решётку только потому, что жил в квартире, в которой была устроена засада. А у Маяковского приятели были нелегалы, вот вместе с ними ему и пришлось сидеть. И вёл он себя в тюрьме как человек, потерявший свободу по недоразумению.

Кстати, и Сергей Медведев, ближайший в ту пору друг Маяковского, которому он сообщил о своем намерении покинуть партийные ряды, написал:

«У меня плохо сохранилось в памяти содержание того разговора с Маяковским после выхода его из Бутырской тюрьмы..».

Да и был ли вообще тот разговор? Видимо, ничего экстраординарного в поступке получившего свободу узника не было, иначе память сохранила бы подробности.

И мать Маяковского была абсолютно права, когда писала:

«Я не допускаю, чтобы мой сын был каким-либо организатором или членом какой-либо преступной партии».

Иными словами, получается, что никакой революционной деятельностью юный Маяковский всерьёз не занимался. Он просто находился в приятельских отношениях с революционно настроенными студентами (жильцами), за что трижды и поплатился.

13 января 1910 года вышла в свет книга Дмитрия Мережковского «Больная Россия», в которую были включены его критические статьи о жизни церкви.

Вышедший на свободу Владимир Маяковский никакого заболевания своей родины не ощущал. Все его мысли были направлены на то, чтобы наверстать упущенное. И он отправился догонять то, что ушло вперёд – в студию художника Станислава Юлиановича Жуковского. Потом написал в автобиографии:

«Взялся за живопись. Учился у Жуковского. Вместе с какими-то дамочками писал серебренькие сервизики. Через год догадался – учусь рукоделию».

О том, что учится совсем не тому, к чему стремился, Маяковский «догадался» не «через год» — факты (и документы) говорят о том, что обучение у Жуковского длилось всего четыре месяца.

Что в тот момент происходило в жизни России?

Вновь обратимся к «Воспоминаниям» московского губернатора Владимира Джунковского. В них описан инцидент, произошедший в самом начале весны 1910 года.

«3 марта в Государственной думе в Петербурге произошёл целый скандал…

Член Думы Пуришкевич стал говорить, … что левое студенчество – это «все, – по словам Пуришкевича, – евреи, а над ними профессора, среди коих тоже немало евреев, и потому в университетах воцарилась анархия». При этом, как иллюстрацию, Пуришкевич привёл пример, что…

– В Петербургском университете среди членов Совета старост на юридическом факультете находится женщина-еврейка, которая носит название «юридической матки» и находится в близких физических сношениях со всеми членами Совета.

В Думе поднялся шум, крики:

– Негодяй! Вон его!

Пуришкевич кричал:

– Это верно, господа, правда, верно!

Опять крики:

– Негодяй! Вон!

Пуришкевич:

– Нет, я не уйду!..

Оппозиция негодовала. Депутаты, с Милюковым во главе, требовали лишить слова Пуришкевича, а справа кричали Милюкову:

– Пошёл вон!»

Кто он такой – тот, кого так яростно гнали с думской трибуны?

Владимир Митрофанович Пуришкевичпроисходил из семьи крупных бессарабских землевладельцев. Окончил Кишинёвскую гимназию с золотой медалью. Затем изучал историю – с отличием завершил обучение на историко-филологическом факультете Императорского Новороссийского университета (в Одессе). Во время неурожая 1897-98 годов организовал сбор средств в пользу голодающих и открыл на юге России двадцать бесплатных столовых, чем спас от голода тысячи местных крестьян. Был одним из лидеров монархической организации «Союз Русского Народа» и создателем черносотенного «Русского Народного Союза имени Михаила Архангела». При этом (ещё со студенческой скамьи) сочинял стихи:

«Стихов просили вы моих,

На «век» наш негодуя,

Что скажет вам мой бледный стих,

Что им сказать могу я,

Когда обман и ложь вокруг,

Смятенье и тревога,

Когда вчерашний друг – не друг,

И, позабывши Бога,

Идём мы бешено вперёд,

Свергая для забавы

В годину тяжкую невзгод

Устои нашей славы?..»

Но не поэзия прославила стихотворца Пуришкевича, а его скандальные выходки во время заседаний Государственной Думы, депутатом которой он являлся (примыкал к правым монархистам). Одним из «бранных», сеявших «бурю» стал для него день 31 марта 1910 года, когда в Государственной думе вспыхнул очередной скандал. Он возник во время выступления Павла Николаевича Милюкова, историка, оппозиционера (в 1901 году отсидевшего за это несколько месяцев в тюрьме), одного из создателей Конституционно-демократической партии (кадетов). Милюков задал вопрос:

«– Куда же идёт наша государственность? Не идёт ли на смену октябристам более правая сила? Вот ужасное сообщение «Русского знамени», что Государь и наследник состоят членами «Союза русского народа», не опровергнуто».

«Русское знамя» было ежедневной газетой «Союза Русского Народа», выходившей под девизом: «За Веру Православную, Царя Самодержавного, Отечество нераздельное и Россию для Русских». О том, что ответили кадету Милюкову на его вопрос, не являются ли царь и его сын черносотенцами – в воспоминаниях Владимира Джунковского:

«– Потому что это правда! – крикнул Пуришкевич.

На правых скамьях поднялся шум.

– Обвинение монарху, – продолжал Милюков, – что он состоит членом союза убийц и погромщиков.

При этих словах правые, вскочив с места, стали потрясать кулаками, слова: «сволочь», «мерзавец», «морду побью», «жидовский наёмник», «скотина», «последний зуб выбьем» и другие ругательства раздавались в воздухе.