Наталия Чернышова-Мельник - К. Р. Баловень судьбы

В эти же дни Константин пишет одно из первых лирических стихотворений. До литературного мастерства, которое он приобретет спустя всего лишь несколько лет, когда станет известным под криптонимом К. Р. (Константин Романов) поэтом, ему еще далеко. Строки пока – ученические, неуклюжие:

На создание этого стихотворения Константина вдохновил образ морского офицера Меньшикова, с которым он, находясь на корабле, постоянно встречался в кают-компании и на палубе.

Вообще это свойство натуры – не на шутку влюбляться в молодых пригожих военных – впервые проявилось у великого князя лет в двенадцать. Именно тогда он впервые с удивлением почувствовал, что мечтает о новых и новых встречах с понравившимся ему молодым человеком, хочет беседовать с ним, коснуться руки… Потом, если не было возможности продолжить близкое знакомство, все это как-то забывалось, и вдруг – новая влюбленность, непонятное томление.

Летом 1876 года Константин делает в дневнике несколько записей, в которых пытается проанализировать собственный характер, наклонности, которые, чувствуется, удивляют его самого: «У меня странный характер, я обожаю красоту, но вовсе не женскую – красоту мужественную». Дальше – еще более откровенное признание: «Мужская красота меня соблазняет». Словно подчеркивает его такая вот запись: «Скучна мне и мысль о любви к женщине».

Именно в эту пору, за несколько месяцев до нового плавания, великий князь потерял голову из-за молодого гусара Дмитрия Голицына. Познакомиться лично с объектом своей страсти так и не удалось, но это Константина не очень-то и печалит. Гораздо важнее для него – собственное душевное волнение, переживания об обожаемом Димке.

Но длится эта страсть недолго. Стоит молодому человеку оказаться на борту фрегата, и в сердце его вспыхивает новая любовь. Это офицер Меньшиков, за которым он готов буквально следовать по пятам, выполнить любое его желание. 3 сентября Константин делает в дневнике запись, в которой пытается объяснить свое увлечение мужчинами: «До сих пор мысль о любви к женщине мне скучна и противна, я хочу силу, свободу, лихое молодечество, удаль».

Но вскоре он понимает, что это самообман. Ведь офицеры, собираясь по вечерам в кают-компании, нередко, выпив рюмку-другую вина, с гордостью рассказывают товарищам о своих победах над хорошенькими женщинами, а в портах, куда заходит фрегат, спешат вовсе не в музеи, а в публичный дом. Видя все это, слушая рассказы сослуживцев, великий князь невольно приходит к мысли, что «любовь к мужчине в восемнадцать лет так неестественна».

Но он тем не менее продолжает частенько прохаживаться возле каюты своего обожаемого Меньшикова. Вздыхает украдкой, с трудом сдерживает порывы, «чтоб не дать волю рукам и не погладить его». Не обратить внимания на странное поведение великого князя просто невозможно! Меньшиков давно уже догадался о чувствах, которые испытывает к нему Константин, и как-то даже попытался вразумить его – негоже так себя вести, ведь его императорское высочество, того и гляди, может стать посмешищем команды. Не дай бог довести до этого!..

Разговор этот, хоть и был тягостным, сыграл все же положительную роль. Ведь до сих пор Константин не мог самостоятельно разобраться в порывах своей неокрепшей души. Он жил в кругу семьи, и интимные взаимоотношения, прежде всего между мужчиной и женщиной, были для него загадкой. Он пытается подавить свои чувства к Меньшикову, но дается это нелегко.

И вот, когда фрегат стоял в гавани Нью-Йорка, компания нескольких подвыпивших морских офицеров затащила как-то великого князя в публичный дом. Едва переступив порог заведения, каждый из моряков выбрал себе подругу по вкусу. Зазвенели бокалы, запенилось в них шампанское. Повсюду слышны были шутки, смех… Кто-то уже и в номера поднялся, а оробевший от всего увиденного и услышанного Константин так и стоял в общей зале, прижавшись спиной к стене. Стоило ему опуститься на стул, как женщины окружили его. «Они мне говорили, что я красив, хорош; трогали меня, жались. Одна совсем села на меня, положила руки на мои плечи, мое колено находилось между ее ног». Но «я не чувствовал никакой похоти или страсти» – пишет он в дневнике 17 марта 1877 года.

Однако неудачный первый опыт, когда Константин, казалось бы, оплошал перед товарищами, не прошел для него впустую. Мысленно он вновь и вновь возвращался к событиям того дня: неужели он хуже других, не такой, как все? И вот, спустя месяц, как-то утром, когда он, по обыкновению, занимался морскими науками, в душе вспыхнула, как яркое пламя, страсть. Он должен… сегодня… сей же час побывать у женщины, узнать на личном опыте, что же это такое – плотская любовь. Константин быстро спустился по трапу на пристань, и ноги его сами привели на 27-ю улицу, к знакомому уже зданию публичного дома.

Покинул этот вертеп он поспешно. Юношу мучила совесть, ему было стыдно за содеянное. И, лишь вернувшись на фрегат, он вспомнил, что забыл в номере нательный крест, подаренный матерью. Как ни тяжело было это сделать, пришлось все же вернуться. К счастью, крест не пропал, он так и лежал на стуле, возле измятой постели – как немой укор о свершившемся падении.

…Думы о Родине в эти дни нечасто посещали моряков. Ведь русские газеты в иностранных портах не продаются, а в иностранных о России упоминается лишь вскользь. Даже о новых императорских указах на фрегате не всегда известно. Помыслы членов команды «Светланы» совсем о другом: какой будет погода в ближайшие дни, сколько миль осталось до берега, в срок ли выплатят жалованье… И только 25 апреля, когда командование объявило о войне с Турцией, моряков захлестнула волна патриотизма. После торжественного богослужения во славу русского оружия эскадра покинула берега Америки.

Всеобщее настроение – бить турок! – разделял и великий князь Константин. Его волнует сейчас лишь одно: отец может не отпустить его из-за молодости защищать братьев-славян. А ему так хочется отправиться с экипажем к театру военных действий на Дунай! 28 мая юный моряк записывает в дневнике: «Я решился тогда с револьвером прийти к папа и застрелить себя в случае отказа». Но все же он надеется на родительское понимание и уступчивость и отправляет отцу телеграмму с просьбой разрешить ему ехать в армию под командование адмирала Ф. Дубасова. Великий князь Константин Николаевич уже получил извещение от командира «Светланы» о страстном желании сына, и пишет Костюхе ответ:

…Я отсюда, из Петербурга, ни разрешать, ни запрещать не могу. Храни тебя Господь. Посылаем тебе наше родительское благословение и молимся за тебя. Помни, какая кровь у тебя течет в жилах.