Исаак Розенталь - Провокатор. Роман Малиновский: судьба и время

Но и «силы порядка» для осуществления своих целей нуждались именно в интеллигентных рабочих. Бытописатель рабочего класса А. К. Гастев, основываясь на своих петербургских впечатлениях, и подтверждая сообщение И.Арманд, писал, что не знает «безграмотных, невежественных провокаторов. Нет, это были пролетарские сливки» — активные участники революции: «они прошли горнило недавнего движения, они бывали в больших и малых «центрах», бывали на конференциях и съездах». Теперь же для них было характерно «сознание своего бессилия» и «моральное безразличие». Гастев выделял среди них два типа и соответственно два способа самооправдания. «Ты думаешь, люди не все одна сволочь? — заявляли одни. — И какая в сущности разница между нашим комитетом и участком? Тот же эгоизм. Еще там корректнее». Другие говорили, что от провокаторов бегут, как от зачумленных, между тем всюду в рабочей среде «рассеяны язвы большой и малой провокации» [56] Жизнь для всех. СПб., 1910. № 2. Стлб. 103–104. .

Что конкретно имелось в виду во втором случае? Речь шла прежде всего о восстановлении. расшатанного первой революцией старого фабрично-заводского уклада с характерной для него приниженностью рабочих и произволом администрации. В круг обязанностей привилегированного слоя, стоявшего над массой рабочих, но ниже инженерно-технического персонала, традиционно входили осведомительные функции: этого требовали от них и хозяева и полиция. Во время революции случалось, что мастера участвовали в забастовках, требуя освободить их от этих позорных, по общему мнению, обязанностей. Секретариат центрального бюро одесских профсоюзов заявил, что, если такие требования получат распространение, «рабочие будут видеть в мастере не шпиона или наушника, а старшего рабочего…» [57] Кузнец. СПб., 1907. М® 3–4. С. 11–12. Но поражение революции привело к тому, что и слой рангом ниже — подмастерья, которые раньше были «заодно с рабочими, считались сознательными, ходили на всякие собрания… теперь снова начальством стали, да еще хуже всякого другого» [58] Станок. СПб., 1908. М® 1. С. 8. . За деятельность, как говорили рабочие, «маленьких Азефов» дружкам и прихлебателям мастеров обеспечивались даже при невысокой квалификации повышенные заработки и преимущественные условия труда [59] Единство. СПб., 1909. № 2. С. 12–13; Текстильный рабочий СПб., 1914. № 2. С. 10. .

В то же время новым в тактике капиталистов и также созвучным усилиям полицейского ведомства явилось стремление выдвинуть на эти низшие административные должности кой-кого из авторитетных профсоюзных активистов. Впрочем, обычно дело кончалось тем, что они лишались доверия рабочих и исключались из профсоюзов [60] Новое печатное дело. СПб., 1911. № 6. С. 6; Жизнь для всех. 1913. М® 10. Стлб. 1455, 1457–1458; Пирейко А. Профессиональный союз печатников Прибалтийского края в 1911–1914 гг. // Материалы по истории профессионального движения в России. М., 1924. Сб. 1. С. 120–121. . К этому нужно добавить многочисленные факты «падения нравов» в фабрично-заводских коллективах: рядовые рабочие, пытаясь замолить былые «грехи», занимались добровольным наушничеством, организовывали подношения начальству и т. д. Заурядным явлением стало штрейкбрехерство и просьбы к полиции защитить от стачечников [61] Жизнь для всех. 1910. № 2. Стлб. 104; Булкин (Семенов) Ф.А. На заре профдвижения: История петербургского союза металлистов. 1906–1914, Л., 1924. С. 210–211. . Все это, наряду с материальной нуждой и неуверенностью в завтрашнем дне, создавало питательную почву для прямого сотрудничества с охранкой.

Итоговая характеристика «рабочей интеллигенции» в обзоре департамента полиции (1914 г.) свидетельствует о том, что в целом этот слой оценивался все же как враждебный правительству. Специалисты по рабочему вопросу из департамента считали, что «значение… рабочей интеллигенции громадно». Согласно их определению, она представляла собой «новый вид революционных вожаков» и состояла из «распропагандированных сознательных рабочих, получивших революционную подготовку в подпольных организациях и усовершенствовавшихся в тюрьмах и ссылках». Особую роль в ее формировании, говорилось далее, сыграли культурно-просветительные общества, они «выработали тип пропагандистов и агитаторов в виде рабочих-дискуссантов, рабочих-лекторов и рабочих-референтов», а цвет рабочей интеллигенции сосредоточен в профсоюзах, где ответственные должности занимают рабочие «с солидным революционным прошлым… разбирающиеся в политических и социальных вопросах…» Отсюда авторы обзора делали вывод, что одной из «самых неотступных задач розыска» является «дезорганизация» правлений профсоюзов и других легальных рабочих обществ путем арестов их руководителей [62] Меницкий Ив. Революционное движение военных годов. М., 1925. Ч. I. С. 292–296. . Для этого использовался все тот же испытанный набор средств — от перлюстрации писем активистов легальных обществ до вербовки провокаторов.

Все сказанное позволяет сделать один вывод: механизм защиты власти в общем и целом действовал исправно. Правда, его верхушка погрязла в интригах, в подсиживании друг друга, ее интересы переплетались с интересами безответственной придворной камарильи. Тот же директор департамента полиции Белецкий являл собой пример типичного карьериста, построившего свое продвижение по служебной лестнице на угодничестве и выполнении всякого рода щекотливых поручений — сначала Столыпина и его жены, а затем — царского фаворита Распутина [63] Аврех А.Я. Царизм накануне свержения. М., 1989. С. 110–112. . Генерал В.Ф.Джунковский, с именем которого связана наиболее значительная попытка реформирования политической полиции, отдавал должное работоспособности Белецкого, но считал его совершенно несоответствующим занимаемому посту: «…Что он действительно делал превосходно, что выходило у него мастерски, так это втирание очков. Это у него было доведено до совершенства». О Виссарионове Джунковский писал, что тот «не имел никаких принципов, ничем не брезгал, был большой подхалим, а с подчиненными надменен» [64] ГАРФ. Ф. 826. On. I. Д. 53. Л. 13, 14. .

Полицейский аппарат работал в значительной мере инерционно, независимо от смены лиц в высшем его руководстве. Об этом свидетельствует принятая департаментом полиции стратегическая линия в отношении РСДРП. Она оставалась неизменной и при Белецком и после его увольнения.

Несмотря на широкую конкретную осведомленность о революционных партиях, в департаменте полиции не было полного единства в понимании их устремлений и реальной силы. Переоценивалась опасность кадетов, из социал-демократов Виссарионов считал более опасными большевиков [65] Падение царского режима. Т. 3. С. 469; Т. 5. С. 220. , а Белецкий — меньшевиков, которые якобы всегда готовы идти на объединение с большевиками [66] Дело провокатора Малиновского. С. 108–109. . Такая перспектива признавалась более чем нежелательной, это подчеркивалось в ряде циркуляров департамента полиции. Очередной циркуляр, подписанный 16 сентября 1914 г. новым директором департамента В.А.Брюн де Сент-Ипполитом, требовал от начальников охранных отделений и жандармских управлений внушить подведомственным им секретным сотрудникам, «чтобы они, участвуя в разного рода партийных совещаниях, неуклонно, настойчиво проводили и убедительно отстаивали идею полной невозможности какого бы то ни было организационного слияния этих течений и в особенности объединения большевиков с меньшевиками» [67] Большевики… С. 229–230. .