Джон Рид - Вдоль фронта

Были, конечно, и другие пути уведомления предусмотрительных продавцов о том, что им следует быть подобрее. У каждой гостиницы, например, где проживали американцы, вечно шныряли профессиональные «жучки», указывавшие, кого из чиновников надо «подмазать».

Но дела эти велись столь открыто и с такой жадностью, что, несмотря на все старания сыскной полиции смотреть на них сквозь пальцы, не проходило дня, чтобы она не наталкивалась на какую-нибудь грандиозную мошенническую комбинацию. Скандал за скандалом показали, что интендантство было ни чем иным, как сборищем жуликов. Однако следы всегда заводили так высоко, что дела приходилось прекращать. И князья, и бароны, и финансисты, и армейские офицеры, и министры – у всех рыльце было в пушку. Даже великий князь Сергей, начальник артиллерийского управления, и тот был заподозрен; поговаривали также и о других членах царской фамилии.

В конце концов на банки был наложен арест, и вскрытие сейфов дало достаточно документов, чтобы окончательно уличить всю бюрократию. Люди, облеченные властью и занимавшие высокие посты, были в один прекрасный день смещены.

Случалось так, что вы приходите в интендантство повидать какого-нибудь чиновника, с которым вы говорили всего три часа тому назад, и находите на его месте нового человека.

– Где полковник В.? – спрашиваете вы.

Иногда новый служащий ответит коротко: «Сибирь», иногда пожмет плечами, а иногда зажжет спичку, даст ей немного погореть и затем изящно задует ее…

Всякий путешествовавший по России во время войны сразу замечал коммерческую зависимость России от Германии. В Петрограде я хотел ку пить антисептическую зубную пасту.

– А! Все такого рода препараты присылались из Германии, теперь мы не можем достать их, – ответил провизор, сам, между прочим, немец.

То же самое с фотографическими аппаратами, с пленками, молочным шоколадом, с платьем, автомобилями, пишущими машинками. В Петрограде не было даже ни одного хорошего хирурга, ни одного врача, который был бы специалистом по кишечным заболеваниям. Ответом было: «Мы всегда отсылали с такими случаями в Берлин».

За последние десять лет Россия все больше и больше становилась германской коммерческой колонией. Каждое затруднение, испытываемое Россией, использовалось Германией для увеличения торговых прибылей своего государства. Так, например, в 1905 году германцы получили громадные привилегии. Они втирались в правительственные места и даже в военные учреждения. Они диктовали планы русских стратегических дорог на германской границе. И при императорском дворе, при содействии царицы – сама она немка – они пользовались злым и могущественным влиянием.

Русские купцы, фабриканты и банкиры долго и с горечью боролись против германских происков в своей стране, что сделало их врагами развращенного и тиранического русского правительства, связанного с германцами, и друзьями революционеров. Так что в этой войне русский пролетариат и средний класс – оба настроены весьма патриотично и оба в оппозиции к правительству. Чтобы представить себе сегодняшнюю Россию, надо понять парадокс, что вести войну с германцами – это значит вести войну с русской бюрократией.

Когда я был в России в июне, внутренняя борьба обострялась с каждым днем. Даже в высших кругах правительства существовала обширная организация, предававшая Россию неприятелю. В печной трубе самого Зимнего дворца была найдена тайная радиостанция, которая перехватывала военные правительственные сообщения и передавала их в Германию. Кроме скандала с Сухомлиновым, было еще дело генерала Маздеева [10], который совершал удачные дела по экспортированию планов русских крепостей, пока, наконец, кто-то не поднял шума.

После сражения под Танненбергом генерал Ренненкампф с горечью обвинял своих же офицеров в том, что они его продали, и в России говорят, что это было одной из причин отстранения его от командования. Говорят, что то же самое послужило одной из причин, почему великий князь Николай был переведен на Кавказ, во всяком случае, его резкая критика немцев, находящихся при царском дворе и в правительстве, была притчей во языцех.

Как относится царь ко всему этому? Чем больше слышишь о нем в России, тем более фантастическим и легендарным он представляется. Я знал в Петрограде одного американца-предсказателя, который сказал мне, что он друг императора, и в доказательство этого показал мне большой платиновый портсигар, украшенный выпуклыми царскими монограммами, в бриллиантах и с золотым барельефом растопыренной руки. Это, сказал он, подарил ему царь в награду за его труды по предсказанию падения Варшавы. В течение недели перед этим событием царь три раза приглашал его в Царское Село, чтобы он прочел императорскую ладонь и предсказал по ее линиям, будет ли Варшава взята германцами. Хиромант, – а он читал газеты, – сказал, что будет. И она была взята.

Люди, говорившие с царем, уверяли меня, что кроме того, что ему случалось слышать от своих реакционных советчиков, он очень мало знал о том, что творится в стране.

У предсказателя было много курьезных встреч с царским двором. Он рассказывал, например, что несколько лет тому назад его неожиданно пригласили из Вены в Севастополь и повезли на стоявшую в порту императорскую яхту. Там он увидел сборище хирургов, гомеопатов, чудодеев и разного рода шарлатанов со всех концов Европы. Они были собраны для спасения жизни молодого царевича, раненного в бедро революционным матросом. Это, говорил предсказатель, и послужило основанием для всех последующих россказней о таинственных болезнях царевича. Он порассказал также кое-что о Распутине, этом светском монахе, злополучной фигуре, чье влияние на царицу, как говорили, было столь пагубно и столь глубоко. Предсказатель показал мне донельзя неразборчивые каракули, написанные на плохом французском языке, которые он получил на предыдущей неделе; там было написано приблизительно следующее:

«Отец Григорий Распутин просит меня уведомить вас, что он осведомлен о ваших посещениях Царского Села. Он не возражает против ваших встреч с императором, но если вас пригласит императрица и вы будете у нее, ваше дальнейшее пребывание в России будет грозить вам большими неприятностями».

Предположим, что эти рассказы могут оказаться неправдой, но они не более нелепы, чем другие детали из жизни этой восточной иерархии, и не более невозможны, чем всем известные посещения многими членами Думы этого же самого предсказателя с просьбой прочитать на их ладонях грядущие политические события.

В неизвестности, под поверхностью обширного беспокойного моря русской жизни, устремляются в разные стороны мощные течения: богоискательство, революции, религиозное сектантство и потрясающие народные волнения. Они всегда существуют подспудно и лишь изредка вырываются на свет, где их можно видеть и судить. Великая революция 1905 года прорвала поверхность, а на пороге этой войны, начавшись гигантской всеобщей забастовкой, готова была разразиться новая революция. Ее резкие призывы потонули в шуме мобилизации и в варварской лживости императорских манифестов, в обещаниях царя согласиться на более либеральное правительство, дать автономию Польше и произвести реформы. Может быть, мобилизация подавила революционеров больше, чем манифесты, так как не только не были исполнены обещания императорского манифеста 1905 года, но в некоторых других отношениях дела обстояли хуже, чем когда-либо. Дума продолжала существовать, но, путем изменения законов о ней и использования полиции для терроризирования провинциальных выборщиков, правительство обкорнало все ее тяжело добытые прерогативы. Была обещана свобода печати, но во время процесса Бейлиса большую газету «Русское Слово» оштрафовали на тысячу рублей за помещение отчетов о судебных заседаниях. А это богатый и влиятельный орган. Другие же периодические издания вовсе ничего не смогли напечатать. Была обещана свобода слова, но для публичного собрания необходимо иметь разрешение полиции, а полиция в России не очень-то уступчива. Была обещана свобода вероисповеданий и свобода совести, но недавно министр внутренних дел закрыл в Петрограде униатскую католическую церковь на том основании, что она будто бы нарушила правила постройки. Была гарантирована неприкосновенность личности и право передвижения, но никогда не было так много сосланных в Сибирь, даже без всякого обвинения против них, как теперь.