Николай Оцуп - Океан времени
- Название:Океан времени
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:СПб.: «Logos»; Дюссельдорф: «Голубой всадник»
- Год:1993
- Город:Санкт-Петербруг; Дюссельдорф
- ISBN:5-87288-035-9
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Николай Оцуп - Океан времени краткое содержание
В книгу включены стихотворения из сборника «Град» (Пб., 1921 г.), «В дыму» (Берлин, 1926), «Жизнь и смерть» (Париж, 1961), автобиографическая поэма «Дневник в стихах», а также цикл мемуарных эссе о писателях-современниках «Петербургские воспоминания».
Примечание. Оцифровщик благодарен Алексею Соболеву за подаренную книгу Н. Оцупа.
Океан времени - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
В обыкновенной русской деревушке
Всемирные виденья воскресают
И если верить кругу превращений
(А я не верю), здесь найдется даже
Аббат с непостоянством роялиста,
Принявший облик русского попа.
В воспоминании французских строчек
Я даже место нахожу свое —
Поэта — зрителя и мещанина,
Спасающего свой живот от смерти,
И прохожу в избу к блинам овсяным
Крестьянина — Вандейского потомка
II. «Собака лает на телегу так же…»
Собака лает на телегу так же,
Как петухи па колесницу Феба,
Катящуюся в небесах, — средь лая
И звонкогорлых песен петушиных.
На медленно всходящий красный шар
Мы едем, я и мой хозяин рядом.
Когда он огибает льдистым кровом
Одетый грязным ручеек дорожный,
Мне кажется, что мету объезжает
На колеснице римлянин в тунике,
Которая по случаю мороза
Обращена в запашистый зипун.
«Куда мы?» — спрашиваю я у ветра,
Но ветер выше глинистой дороги
И наших подорожных направлений,
И только проходящая корова,
Остановившись за большой нуждою,
Задумчиво и медленно мычит.
Мы говорим о людях и о Боге,
Придумавших друг друга, и о том,
Что без пяти коров вести хозяйство
Невыгодно… Качается телега
И лошадиный хвост и две ноги
Над проползающей назад дорогой.
III. «Проснулся на душистом сеновале…»
Проснулся на душистом сеновале…
Уже три дня я ничего не помню
О городе и об эпохе нашей,
Которая покажется наверно
Историку восторженному эрой
Великих преступлений и геройств.
Я весь во власти новых обаяний,
Открытых мне медлительным движеньем
На пахоте навозного жука.
В тот миг под пахаря земля бежала,
Ложась свежо слоистыми пластами
Направо от сверкающей дуги.
Тот человек простым и мудрым делом
Усердно занятый, забыл наверно,
Что мы живем в особенное время,
А я тем более: мое вниманье —
На дерне срезанном со мною рядком,
Где медленно ползет навозный жук.
Какие темно-синие отливы,
Какая удивительная поступь,
Как много весу в этом круглом теле,
Переломившем желтую травинку,
И над глазами золотые брови
Я кажется заметил у него.
Он копошился, я его потрогал,
И пробуждением земли весенней
Почуяла горячая ладонь,
А ухо, вместо рассуждений мудрых
О переменах, различило ропот
От крыл быстролетящих диких уток.
1918
В ДЫМУ (1926) [2]
I
«Я с винтовкой караулю…»
Я с винтовкой караулю,
На вершинах снег и мгла,
Сжатый воздух гонит пулю
Из нагретого ствола.
Вспыхнет, свиснет, и долина
Зааукает в ответ.
Пыльной тучей из-за тына
Вылетел мотоциклет.
Сразу стало небывалым
Всё что было. Страшный Суд.
Накрывают одеялом,
В небо медленно несут.
Дама и полковник в зале,
В зале штаба над Невой:
«Умоляю, вы узнали?
Под Вилейкой… Рядовой…»
«Счет давно уже потерян…»
Счет давно уже потерян.
Всюду кровь и дальний путь.
Уцелевший не уверен —
Надо руку ущипнуть.
Все тревожно. Шорох сада.
Дома спят неверным сном.
«Отворите!» Стук приклада,
Ветер, люди с фонарем.
Я не проклинаю эти
Сумасшедшие года —
Все явилось в новом свете
Для меня, и навсегда.
Мирных лет и не бывало,
Это благодушный бред.
Но бывает слишком мало
Тех — обыкновенных — бед.
И они, скопившись, лавой
Ринутся из всех щелей,
Озаряя грозной славой
Тех же маленьких людей.
1922
«Лови. Лови! и вороная в мыле…»
Лови. Лови! и вороная в мыле.
Под деревом зевака с узелком.
В канаву человека повалили,
И кто-то в лоб ударил каблуком.
Мы с детства привыкаем и не плачем —
И Шиллер, и влюбленность, и закат,
А рядом эта сволочь над лежачим —
Подумав до же мир богат.
Вот и теперь — ни выстрела, ни стона,
Надолго ли — не знаю: ночь ясна.
Поля по обе стороны вагона,
И женщина с цветами у окна.
1922
«Как скоро мир преобразили…»
Как скоро мир преобразили,
Как равнодушно земля летит.
Немецкий философ в автомобиле
Вчера из-за угла убит.
Нам, уцелевшим от пожара
В самой неслыханной стране,
Какое нам дело. Вздыхай, гитара, —
Почитаем стихи, зайдём ко мне.
Но если ты поверишь Энею,
Ожесточённому в морях, —
Я всё ещё любить умею,
И я вздыхаю на пирах.
Люблю подруги синие очи,
Такой подруги, которой нет.
Люблю века, они короче
Наших невыносимых лет.
Играют в карты, льют в стаканы
Забвенье и зелёный сок.
Нева, поля и крест деревянный,
А там — Берлин и пуля в висок.
1922
«Канаты черные ослабь…»
Канаты черные ослабь,
И дрогнет пароход,
И элегическая рябь
Чуть освещенных вод.
Прощай, прощай! до фонарей
Во всю длину реки
Отплытие от дальних дней
Провозгласят гудки.
Не уставая винт стучит,
И Сена в дальних днях,
И пушки, мирные на вид,
На желтых берегах.
А в море ржавая заря,
И, ей наперерез,
Дредноут, похожий на угря,
И грохот до небес.
За это время шар земной
Прострелен до прорех,
Переменился голос твой
И чувства — так у всех.
Куда же мы? Туда, туда,
Не замедляйте ход.
Хочу подталкивать года
И этот пароход.
1922
«Мы передвинулись в веках…»
Мы передвинулись в веках
И по земному шару,
А женщина в одних чулках
Танцует под гитару.
Здесь горько пьют. Дымятся дни,
Как перед новым боем.
Весь день работают они,
А ночи пьют запоем.
Она его не веселит Раздетая такая,
Багровый человек сидит
И говорит икая:
«— Упала, покажите кто? —
Да нет, упала марка».
Приходят новые в пальто,
Накурено и жарко.
«Уж восемь лет земля пьяна…»
Уж восемь лет земля пьяна,
Тупеет понемногу,
Мы тоже выпили вина,
И пьяны, слава Богу.
И право нам легко понять,
Что так всегда на свете.
Что дети могут обвинять,
А мы уже не дети.
1922
«Вот барина оставили без шубы…»
Вот барина оставили без шубы,
«Жив, слава Богу», и побрел шажком.
Глаза слезятся, посинели губы,
Арбат — и пули свист за фонарем.
Интервал:
Закладка: