Анна Тургенева - Воспоминания о Рудольфе Штейнере и строительстве первого Гётеанума

Всей финансовой частью ведала фрейлейн Штинде. Нуждающихся она обеспечивала скромной, но покрывающей все потребности денежной суммой. (К счастью, первые три года я могла отказаться от нее.) Ей помогали графиня Гамильтон и фрейлейн Кнетч.

В качестве противовеса к "сильным мужчинам", работающим упорно и быстро (к ним принадлежали Карл Кемпер и В. фон Гейдебранд, — скорее, хилые), образовались группы женщин, которые тоже были превосходными резчиками. В них входили прежде всего такие дамы как Кучерова, Гюнтер, Хольцлейтнер и Друшке.

Здесь, в Дорнахе, всех объединял совершенно новый, свободный образ жизни. Каждый трудился так, как считал нужным, ибо мы сплошь были дилетантами; но и специальные знания не годились для выполнения здешних заданий. Порядок в этот хаос вносило лишь сознание того, что участвуешь в великом деле будущего, да помощь советом от доктора Штейнера. Все же это было чудом — то, что работа продвигалась вперед при отсутствии какой бы то ни было организации. После тяжелого трудового дня молодежь до поздней ночи с пением гуляла по окрестностям, — зачастую по весьма ценной луговой траве к величайшему возмущению крестьян.

Госпожа Киселева устроила занятия эвритмией в верхнем помещении гостиницы "Юра", — как сказал доктор Штейнер, "для детей и молодых людей до 70 лет". Наблюдая, как ученики двигались в такт или трехчастным шагом, можно было проводить интереснейшие психологические исследования.

Вскоре нас, молодежь, привлекли к более интенсивному изучению эвритмии. Госпожа Киселева была вдохновенным преподавателем, пламенно преданным новому искусству эвритмии.

В этих воспоминаниях кое-кто из друзей остался неназванным; кое-кого из участников следует упомянуть, чтобы дополнить картину жизни на дорнахском холме. Бросалась в глаза своими туалетами Элла Дюбанюк, которая при этом была скромна и приветлива. "Она серьезная кокетка", — так охарактеризовал ее однажды доктор Штейнер. Затем были еще музыкант Ян Стутен, Макс Шурман с женой и Леопольд ван дер Пальс с женой и дочкой; муж и жена Нойшеллер, граф Польцер с двумя своими мальчиками, очень энергичная фрейлейн Эльрам из Прибалтики, фрейлейн Штолле, тихая и скромная; затем две девушки, мужественно взявшие свою судьбу в собственные руки, — и прежде всего- Рудольф Штейнер, которого встречали повсюду: в дождь — в высоких сапогах, в жаркие дни — в сандалиях; поверх сюртука — белая рабочая блуза. Быстро проходя мимо, он дружески приветствовал встречного; в руках блокнот и лепная модель Здания. Часто его видели вместе с фрейлейн фон Сиверс они поднимались на холм или спускались с него. Изредка он шел один. Тогда кто-нибудь робко стоял на дорожной обочине, ожидая его со своей просьбой, пока он приблизится; иногда же, подобно диким индейцам, вокруг него прыгала группа детей.

По нашей просьбе свою первую лекцию доктор Штейнер устроил в столярной. Для пожилых дам были поставлены кресла и шезлонги; мы, все остальные, расположились, сидя на корточках, на машинах и досках и вслушивались в его слова о новых художественных импульсах, которым хотели послужить наши руки. Его тогдашние речи хорошо доходили до чувства, — в особенности благодаря тому, что произносились они в столь естественной обстановке; быть может, тогда там присутствовал и другой способ понимания. Позднее, спустя десятки лет, вспоминалось все вновь и вновь, как трудно было заслужить эти лекции, из которых можно было постоянно черпать нечто новое.

Странное чувство охватывало иногда на этом холме. Все было таким новым, молодым, устремленным в далекое будущее, — и однако неожиданно попадались уголки, выглядевшие такими знакомыми, словно старые друзья и родственники: вот балки лесов, рядом лестница-стремянка, груда мешков с песком, тачка, яма с известью и при ней черпак… Где я это уже видела? Казалось, что в современности отразились картины ушедших времен, отделенные от нас тонким воздушным слоем… Или то был занавес, который стоило лишь слегка отодвинуть в сторону, чтобы обнаружились совершенно иные картины? — Величественные, благородные постройки древних, незапамятных времен! — Участвуя в этом великом деле, мы не в первый раз собирались здесь. А в ночных сновидениях делалась понятнее та или иная картина.

Драгоценное семя будущего цветущего растения — модель Здания, стоявшая в Бродбекхаусе. Если проскользнугь внутрь, под купол модели, то здесь дышится совсем другим воздухом; так бывает, когда стоишь перед величайшими произведениями искусства прошлого, а иногда во время слушания музыки. Все было гармоничным — уравновешенной и при этом подвижной жизнью, — жизнью, которая одновременно есть выражение души и духа, язык жестов. Когда там работал доктор Штейнер, в другом купольном пространстве находилась Мария фон Сиверс. И в уравновешенности форм и пропорций обоих купольных пространств можно было уловить отражение ее одухотворенной красоты, присущей лишь искусству греков.

"И Здание становится человеком", — написал доктор Штейнер под южным розовым оконным узором.

Наряду с резьбой по дереву развивались и другие рабочие секции. Быстро рос весьма красивый по своим пропорциям "стекольный дом". Были доставлены цветные стекла. Работа с оконными стеклами была поручена Тадеушу Рихтеру, который пригласил к сотрудничеству с ним господина и госпожу Сидлецких. В обустройстве ему помог господин Ледебур. Позже к ним присоединились художник Вало фон Май, известный своими иллюстрациями, молодая художница фрейлейн фон Орт и К. Лидский.

Для трех уравновешивающих круговых подставок к перилам западной лестницы и двух лестничных столбов разной длины ("рахитичные слоновьи ноги"-так их назвал однажды некий злобный критик), спроектированных скульптором Хельферихом, а также для изображения саламандр на калорифере были подготовлены под руководством Эдит Марион по моделям Рудольфа Штейнера глиняные формы, которые впоследствии следовало отливать из бетона. Глину приходилось доставать из почвы; в дождливую погоду наша обувь и длинная одежда были все в глине.

Группа архитекторов переместилась в специально для них выстроенный барак напротив южного входа в Здание, а дом, где они раньше работали, был отремонтирован для доктора Штейнера и фрейлейн фон Сиверс. "С разрешения" маленького Ханси Гросхайнца доктор Штейнер назвал этот дом "Домом Ханси". С ними жила Миета Валлер, с которой оба подружились. Благодаря своей несколько небрежной манере, она привносила свободное художественное начало во все, в чем они участвовали, — в резьбу по дереву, в рисование и эвритмию.