Борис Корнилов - «Я буду жить до старости, до славы…». Борис Корнилов

Дневник заканчивается «горестным удивлением» Берггольц, перечитавший его год спустя: «Ужасно! И это была я?» Однако критическое отношение к дневнику не мешает ей бережно сохранять его, как, впрочем, и все предыдущие и последующие свои дневники. Склонность Берггольц к ведению дневниковых записей усиливается и дополнительными внешними импульсами. Во-первых, необычайной популярностью психоанализа в середине 1920-х годов как среди партийной, так и беспартийной интеллигенции. Психоанализ пропагандируется и рассматривается на официальном уровне «как метод изучения и воспитания человека в его социальной среде» [189] Психоаналитическое движение поддерживается Наркомпросом, создается Государственный психоаналитический институт (1923), действует Русское психоаналитическое общество, выходит сборник «Психология и марксизм» (1925), в котором большевики предпринимают попытки связать марксизм с идеями Фрейда (фрейдомарксизм). См. об этом главу «Психоанализ в стране большевиков» в кн.: Эткинд А. М. Эрос невозможного: История психоанализа в России. СПб., 1993. С. 213–268. . Во-вторых, в студенческой среде бурно обсуждаются только что вышедшие книги Н. Огнёва [190] См.: «Дневник Кости Рябцева» (М.; Л., 1927), «Исход Никпетожа: Дневник Кости Рябцева» (М., 1929), «Три измерения Калерии Липской» (Молодая гвардия. 1929. № 7—10), отд. изд. «Три измерения» (М., 1933). , в которых затронуты вопросы пола. Молодая Берггольц оказывается погруженной в атмосферу литературных и психологических дискуссий, многочасовых диспутов о «половом вопросе», чем отчасти и объясняются ее записи «из области подсознательного», пронизывающие весь дневник. Параллельно с дневником Калерии Липской, героини повести «Три измерения», Берггольц знакомится и со знаменитым «Дневником» Марии Башкирцевой [191] Мария Константиновна Башкирцева (1858–1884) — русская художница, автор знаменитого дневника. С тринадцати лет и до самой смерти вела дневник, куда с поразительной откровенностью заносила все события своей жизни, мысли, чувства. «Я говорю все, все, все», — писала она, предназначая свой дневник для печати. «Дневник Марии Башкирцевой» впервые был опубликован во Франции в 1887 г. В 1893 г., выдержав уже несколько изданий на французском языке, вышел в свет и в России. Он запечатлел образ юной девушки — молодой женщины — художницы, стремившейся к счастью, свободе и творчеству, имевшей для этого, казалось бы, все возможности, но так и не успевшей реализовать себя (Мария умерла от туберкулеза). В начале XX века эта книга была очень популярна в России, а самой известной поклонницей творчества и личности Башкирцевой была Марина Цветаева, в молодости переписывавшаяся с матерью Башкирцевой и посвятившая «блестящей памяти» Башкирцевой свой первый сборник стихов «Вечерний альбом». — прим. верст. . Собственный дневник становится для нее предметом рассмотрения, сопоставления и особого пристрастия [192] Показателен в этой связи читательский вопрос на страницах «Резца»: «Нужно ли вести дневник и что в него записывать», заданный Ю. Либединскому, и его ответ: «Дневник или записную книжку вести очень хорошо» (Резец. 1930. № 12. С. 15). . Уезжая на летний отдых, Ольга прощается с ним как со старым другом, а по возвращении записывает: «Встреча с этой тетрадью взволновала меня более всего». Обращает на себя внимание то, что приписка к дневнику, сделанная Ольгой Берггольц, перекликается с постскриптумом Липской. Калерия Липская, перечитавшая свой дневник, записывает: «Какая я тогда была дура!.. Не все ли равно? Правда, иногда на этих страницах я обнажалась до полного неприличия, но теперь-то для меня уже не существует таких понятий, как „приличие“ и „неприличие“ — не в смысле внешних форм, а в смысле излияний на страницах дневника. И если бы теперь кто-нибудь попросил у меня все (эти вещи для чтения, я, не задумавшись, дала бы… Может быть, впрочем, вырвала бы одну-две страницы…» [193] Огнёв Н. Три измерения. М., 1933. С. 6.

Дневник публикуется по рукописной тетради, хранящейся в Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН в фонде 870 (О. Ф. Берггольц). Рукопись находится в неудовлетворительном состоянии: несколько листов дневника оборваны по правому краю и часть текста утрачена. Утраченный текст отмечен квадратными скобками, восстановленный текст дан в ломаных скобках. Записи, сделанные в дневнике Б. П. Корниловым, пояснены в сносках. Подчеркнутые в тексте слова выделены курсивом. Завершают дневник три стихотворения О. Берггольц: «И я осталася одна…», «От тебя, мой друг единственный…», «Что мне сделать, скажи, скажи…», которые были опубликованы под заголовком «<���Стихи из дневника>» с датировкой, не совпадающей с автографом. Для воспроизведения дат подлинника и сохранения целостности дневниковой тетради стихотворения включены в настоящую публикацию. На последнем листе дневника рукой Ольги Федоровны сделана запись заключительной строфы стихотворения С. Есенина «Край любимый! Сердцу снятся…».

Мне так тяжело и тоскливо. Но не могу не вести дневника… Пусть глупо и смешно. Буду. Но сегодня — сейчас — надо покороче, — столько дела, и, кажется, просыпается Ирка [195] Ирина, дочь Б. П. Корнилова и О. Ф. Берггольц, родилась 13 октября 1928 года, умерла 14 марта 1936 года от болезни сердца, возникшей как осложнение после ангины. «Выволакивала ее из гроба несколько раз, — писала Берггольц, — наняла ей комнату в Детском Селе, где она жила с мамой и няней, и целыми периодами бывала она почти здоровым ребенком. Девочка была изумительная, рано стала читать, и читала много, трудолюбивая, общительная, фантазерка, любила рисовать и… тоже стишки сочиняла» ( Берггольц О. Ф. Собр. соч.: В 3 т. Л., 1990. Т. 3. С. 486). .

Была в «Смене» [196] О литературной группе «Смена» см. во вступительной статье к «Дневнику». 2 раза. Прошлый раз читала. Ругали. Да, знаю, что много плохого. Но не хуже Лихарева [197] Лихарев Борис Михайлович (1906–1962) вошел в литературную группу «Смена» в 1925 году. Учился в Литературном институте им. В. Я. Брюсова и ЛГУ. Автор десяти сборников стихов. В послевоенное время был редактором журналов «Ленинград», «Ленинградский альманах», главным редактором ЛО издательства «Советский писатель». , Гитовича [198] О Гитовиче Александре Ильиче (1909–1966), который пришел в «Смену» в 1927 году, Геннадий Гор писал: «Гитович был типичным сменовцем. Он остался юношей и в пятьдесят лет, по-прежнему был влюблен в Багрицкого, Заболоцкого, Хемингуэя. В сущности, сменовцы мало менялись, и, встречаясь сейчас с Ольгой Берггольц, Рахмановым и другими, я каждый раз с их помощью снова обретаю утерянное время…» (Гор Г. Замедление времени. С. 188). и Левоневского [199] Левоневский Дмитрий Анатольевич (1907–1988) окончил филологический факультет ЛГУ в 1930 году. Начинал как поэт, работал редактором в Ленрадиокомитете (1933–1938), был заместителем редактора журнала «Звезда» (1946–1952), занимался переводами, писал документальную прозу. . Почему же они так самодовольны? Какая духота, можно ли так дольше? Как они сами не понимают этого, что таким образом ничего не создашь, что это теплица, что нельзя никого вести на узде. Вот мне говорили о «тематической опасности»… Какая ерунда? Что такое «тематическая опасность»? «Сапожник», «Кузнец»? Почему так ограничивают? «Случай в истории небывалый». Эти ссорки, речи, эта вода в ступе. Нет, мне душно, я не могу больше. Надо уходить из ЛАПП’а скорее, и не [текст утрачен] <���лич>ности своей… Пусть я чуждый элемент [текст утрачен] <���не>вмоготу.