Валентин Стариков - На боевом курсе

Сигнальщик-рулевой Федосов с трудом держался за поручни ограждения мостика. Лицо его было мертвенно-бледным. Напрягая остатки сил, он медленно обводил глазами горизонт. Чувство долга заставляло его не заикаться о смене. Он хорошо знал, что Хвалов — его единственный напарник — находится сейчас в лодке и, привязавшись к койке, лежит в полузабытьи, также до нитки мокрый. Не раньше чем через час он снова выйдет наверх…

Вот уже несколько часов я несу вахту на мостике. Из-за сильных ударов волны держать лодку на курсе трудно; приближенно вычисляется скорость хода, и совершенно неизвестен дрейф. Густая облачность не дает определить свое место астрономическим способом — сильно усложняет счисление пути.

С такой работой молодому штурману не справиться, даже если бы он не укачался и не лежал в безжизненном состоянии.

Эту работу я могу доверить только своему помощнику, но зато большую часть времени верхнюю офицерскую вахту приходится нести самому.

Порывистый декабрьский северо-западный ветер ледяным панцырем оковывает лицо, вызывая острую боль в глазах. Бели нужно что-либо сказать, с большим трудом двигаешь губами. Наглухо застегнутый воротник полушубка, поверх которого натянут плащ, не спасает от воды. С каждой новой волной ледяные струйки стекают по телу, задерживаясь у пояса. Плечи и поясница ноют под тяжестью толстой, набухшей от воды, одежды. Руки покраснели и опухли, пальцы на руках и ногах отказываются повиноваться, хотя руки одеты в меховые рукавицы. Тело оцепенело. Видя, как быстро теряет силы сигнальщик Федосов, приказываю нижнему вахтенному помочь Федосову отвязаться и спуститься вниз.

Меня сменяет помощник. Внизу я привязываюсь к дивану, но это не помогает, все равно несколько раз падаю на палубу. Тяжелый сгустившийся воздух вызывает рвоту и головокружение. Резкие крены заставляют мускулы напрягаться, и это непрерывное напряжение вызывает ломоту во всем теле.

На ногах стоит только нижняя вахта. Люди держат перед собой ведра и время от времени сплевывают в них, ни на миг не отрывая глаз от контрольных приборов.

Конечно, мы могли сейчас уйти под воду и некоторое время быть в относительно спокойном состоянии, но надо экономить электроэнергию. Кроме того, имея небольшую скорость, даже в надводном положении мы слишком долго будем идти в район, где нам предстоит нести боевую службу.

Только на пятые сутки шторм несколько стих. Но здесь нас постигло новое испытание. Мы шли ночью. Вдруг при слабом проблеске луны, показавшейся на несколько мгновений среди разорванных туч, сигнальщик обнаружил прямо по носу корабли, в расстоянии нескольких метров от лодки, огромный шаровой предмет.

— Мина! — успел крикнуть он.

Услышав голос сигнальщика, я дал команду на руль, чтобы изменить курс лодки, и, вытянув голову вперед, потянулся к машинному телеграфу. Нос лодки покатился влево, и мы увидели, как на гребне волны покачивалась тускло освещенная черная полусфера. Волна гнала ее прямо на нас. Видя, что лодка быстро приближается к мине, я приказал задраить переборки. В этот момент казалось, что мина неизбежно ударит о корпус лодки. То поднимясь из воды, то снова скрываясь в белой пене, она быстро приближалась к нам. Наконец наступил решающий момент: волна бросила мину на нас, но на расстоянии каких-нибудь пяти-шести метров от кормовых отсеков ее снова подхватило волной и отбросило назад.

Малая поступательная скорость и своевременная команда на руль позволили нам избежать катастрофы.

… С утра установилась хорошая погода, был полный штиль, хотя видимость попрежнему оставляла желать много лучшего. Насколько приятен штиль в надводном положении, настолько нежелателен он для корабля, несущего боевую службу под водой. Надводному кораблю в такую погоду гораздо легче обнаружить атакующую лодку по буруну от перископа или по следу выпущенных торпед. Командиру подводной лодки приходится прилагать много усилий, чтобы скрыть свое маневрирование. Понятно, что с приближением лодки к противнику опасность возрастает, и от команды требуется большой опыт и искусство в маневрировании. Еще хуже обстоит дело с плаванием под водой вблизи берегов противника. Береговые посты зорко наблюдают за морем, и стоит лодке чем-нибудь себя обнаружить, как все дело будет испорчено. Либо лодку начнут преследовать, либо корабли изменят маршрут, и дальнейшее пребывание лодки на позиции станет безрезультатным.

… Несколько дней, проведенных на позиции, позволили нам обстоятельно изучить район, в котором мы находились впервые.

Наступило 5 декабря 1941 года — всенародный праздник — День Сталинской Конституции, и, вполне естественно, каждому из нас хотелось чем-то отметить этот день.

Мы погрузились и маневрировали не далее полутора-двух миль от берега врага, лишь изредка, на короткое время, подымали перископ.

— Эх, потопить бы транспорт тысяч на десять тонн, — говорили матросы.

— Да, хороший был бы подарок Родине, — согласился я, подымаясь в рубку, так как подходило время всплытия.

Скоро я поднял перископ.

Вдруг жесткий металлический удар по корме заставил меня опустить перископ. Это произошло неожиданно, и я в первый момент не понял, что случилось. По нашим данным, мин в этом районе обнаружено не было, правда, они могли появиться теперь. Мелькнула мысль — лодка замечена с берега и обстреляна. Это было тем более вероятно, что в это время, благодаря течению, мы оказались к берегу ближе, чем сами того хотели. Я с нетерпением ждал доклада.

Из шестого отсека доложили, что мы коснулись какого-то тяжелого металлического предмета. Это могла быть либо неразорвавшаяся мина, либо борт какого-нибудь «покойника», потопленного другой подводной лодкой.

Не удивительно, что после удара разговоры в лодке мигом прекратились. Но как только мы ушли на глубину и изменили курс, удаляясь от опасного места, все облегченно вздохнули, и разговоры возобновились.

Решили к полному наступлению темноты закончить обед и всплыть для зарядки аккумуляторной батареи.

Мы со штурманом сидели за столом и обсуждали наш дальнейший план. Вдруг раздался голос помощника: «Командира в рубку!». Я стремглав кинулся в свой отсек, вбежал в центральный пост и одним прыжком оказался в рубке. Перископ был уже поднят.

Помощник радостно доложил: «Транспорт!.. С огнями!..»

Я прильнул к перископу и отдал приказание готовить аппараты к выстрелу. Было уже темно, но ровный, высокий заснеженный берег противника являлся хорошим фоном для транспорта, который «вынырнул» из-за мыса, неся на себе все отличительные огни. Одновременно с тем, как в поле зрения появился противник, опустив перископ и отдав приказание на руль, я быстро рассчитал боевой курс.