Светлана Зубрилина - Владимир Высоцкий — жизнь, легенда, судьба

«Кровь для Дракулы» про вампиров. Много здорового и нездорового секса, и бедный старый Дракула волосы подмазал, чтобы соблазнять невинных девочек, а их уже и нет, он кровь-то все-таки посасывает, но потом блюет ужасно, потому что девочек уже испортил садовник, а девочки-аристократки, и развратны поэтому. Кроме двух, но молодую vierge (новое слово, означает девственность) садовник все-таки успел лишить невинности, прямо стоя у стены, и мама их застала, а Дракула пьет кровь на полу. Но старую деву он все-таки высосал, и когда его садовник изрубил на куски и вбил кол в него, эта дева умирает вместе с Дракулой, предварительно поорав. Хорошо, что умер Дракула — уж очень он мучился и бился в припадках от недостатка невинной крови.

Еще глядели «Мякоть хризантемы» с Рамплинг, английской актрисой, хорошей. Так много смертей и сумасшествий, но сделано неплохо.

Отец Игоря принял, обещал помочь и помогает, но он вчера подкурил малость, мерзавец, а в гостях у Бориса выпил водочки и стал спать.

Борис позвал говорящих по-русски, и я говорил. Слушал его новую пластинку, где он поет. Марина текст читает. Это история его Бориса, в поэзии — довольно странная, но красивая. Ели вкусно, я поел, все придумывали, как бы перевести. В один голос сказали — это невозможно.

Еще были дела автомобильные, купили «кадиллак» — старый, 67-го года, но красивый. Купили больше из-за цены и для юмора.

Я послал три баллады Сергею [37] Сергей — С. Тарасов, режиссер фильма «Стрелы Робин Гуда». и замучился с четвертой, о любви. Сегодня, кажется, добил. Надо завершить Робин Гуда и начинать для Эдика [38] Эдик — Э. Володарский, к его пьесе «Звезды для лейтенанта» В. Высоцкий написал несколько песен. — военные.

Пошел я с одним человеком, который приятель Борису, на вручение премии А. Синявскому и всех их там увидел, чуть поговорил, представляли меня всяким типам. Не знаю, может, напрасно я туда зашел, а с другой стороны — хорошо. Хожу свободно и вовсе их не чураюсь, да и дел у меня с ними нет, я сам по себе, они тоже. А пообщаться интересно. Они люди талантливые и неоголтелые.

А ночью позвонил один тип, который уехал, — В.З. Упрекал, что я его избегаю и т. д., задавал вопросы вроде: «Ты из повиновения вышел?»

Я отвечаю: «Я в нем и не был» и т. д. Он, по-моему, записывал — хрен его знает. Хочет увидеться.

Занервничали мы. Как они все-таки оперативны. Сразу передали по телетайпу — мол, был на вручении премии.

Утром виделся с нашими. Мимоходом им сказал — реакция слабая. Они ведь теперь либералы. Хотя — кто их знает.

Но ведь общаться-то с кем-то надо, а то веду полу-животное состояние и думаю — зачем я здесь? Не пишется — или больше не могу, или разленился, или на чужой земле — чужое вдохновение для других, а ко мне не сходит?

А приеду домой — там буду отговариваться тем, что суета заела. Каждый день здесь работает телевизор, развращает, хотя ни хрена не понимаю. Маринка мечется между плитой, счетами и делами. Я — бездельничаю, и сам не знаю, что хочу…

А тут к тому же случилась у нас утром кража, а может, и не утром — мозги и наблюдательность притупились — и я, и Маринка не помним и не можем сократить период возможной кражи. Либо это у Ольги, когда я пришел в 5 часов и до 6.30 м., но я не помню — снимал ли я куртку в это время, когда ходил в «С» наверх. Если снимал — это могло случиться там, потому что в 4.30 они еще были в кармане — я их ощущал, да и вынимал, а если это не так — значит, уже ночью — дома. На Игоря трудно думать. Может, кто-то случайно зашел в открытый дом и не удержался от искушения, а может быть, и вор. Но тогда почему он больше ничего не взял? Влез только в сумку и в куртку. Денег забрал две тысячи франков — в общем. Много. Расстроен жутко. Маринка чем-то отравилась, и рвало ее, да еще голова…

(Здесь текст обрывается)

Париж, 1975 год

Дневниковые записи Владимира Высоцкого, датируемые зимой 1975 г., являются уникальным материалом. В его жизни это был необычный год. Поэту исполнилось 37 лет, а эту дату он сам выделял, как одну из фатальных дат для российских стихотворцев. В произведении, которое он посвятил поэтам «О фатальных датах и цифрах» (1973), Высоцкий выделяет в качестве судьбоносных три возрастных рубежа: 26, 33, 37. Первый ознаменовался для него попыткой самоубийства и приходом в Театр на Таганке, второй — премьерой «Гамлета», пьесой, при репетиции которой на него едва не свалилась железная конструкция и которая была последним спектаклем в его жизни. О последней дате Высоцкий писал:

И к своему тридцатисемилетию Владимир Высоцкий подошел трудно. За несколько месяцев до этой даты, в сентябре 1974 г., во время гастролей в Вильнюсе он сильно запил. Его поместили в больницу, предложив сделать вшивку, но Высоцкий оттуда сбежал. В Москве также не один врач не брался сделать вшивание. После, размышляя о болезни старшего сына Марины Влади Игоря, он пишет в дневнике: «Спасать надо парня, а он не хочет, чтобы его спасали, — вот она проблема, очень похожа на то, что и у меня. Хочу пить и не мешайте. Сдохну — мое дело, и так далее, — очень примитивно, да и у Игоря не сложнее…» Но это было позже, а в сентябре 74-го Высоцкий «ходил по лезвию ножа». Вскоре, в октябре, Владимир Высоцкий попадает в автомобильную аварию: при поездке в Ленининград машина перевернулась, он сам, к счастью, не пострадал.

В январе 1975 г. Высоцкий уезжает во Францию, чтобы рядом с любимой женщиной справиться с депрессией и найти новые силы для творчества… В дневнике В. Золотухина есть запись: «В поезде он (Высоцкий) сказал мне, что страдает безвременьем… “Я ничего не успеваю. Я пять месяцев ничего не писал”».

Во Франции у Владимира Высоцкого и Марины Влади были свои сложности, проблемы с детьми, непривычный образ жизни, ничегонеделанье, отсутствие друзей, надзор КГБ. Через некоторое время праздная сытость и быт чужой страны стали утомлять Владимира Высоцкого: «Веду полуживотное состояние и думаю — зачем я здесь?..» — и все же эта короткая «самоволка» была его последним длительным отдыхом, помогла восстановиться физически и духовно. Но Высоцкий не умел и не любил отдыхать, он спешил на Родину, спешил жить, спешил поведать людям, приходящим на его концерты, о том, что он думает об этом мире.

«Обычно в эстрадной песне, которую мы с вами каждый день смотрим по телевизору, хлебаем полными пригоршнями, очень мало внимания уделяется тексту. Я знал одного поэта, который говорил, что он в основном делает это поутру, когда чистит зубы.