Филипп-Поль де Сегюр - Поход в Россию. Записки адъютанта императора Наполеона I

Впрочем, с нашими пленными солдатами, которых послали внутрь страны, обходились нисколько не человечнее; а здесь уже нельзя было сослаться на крайнюю необходимость!

К ночи добрались, наконец, до Гжатска [192]; этот первый зимний день был заполнен ужасными впечатлениями: вид поля Бородинского сражения, вид двух покинутых госпиталей, множество пороховых ящиков, преданных огню, расстрелянные русские, бесконечно длинный путь и первые зимние холода — все это действовало тяжело. Отступление превратилось в бегство и невиданное зрелище: Наполеон должен был уступить и бежать!

Многие из наших союзников радовались этому, испытывая то скрытое чувство удовлетворения, которое возникает у подчиненных при виде того, как их начальники теряют, наконец, свою власть и в свою очередь принуждены подчиняться. Прежде они чувствовали мрачную зависть, вызываемую обыкновенно в людях чьим-нибудь выдающимся успехом, которым редко кто не злоупотребляет и который оскорбляет равенство — эту первую потребность людей. Но эта нехорошая радость скоро погасла и исчезла во всеобщем горе!

В своей оскорбленной гордости Наполеон угадывал эти мысли. Это было замечено при остановке в тот же день: здесь, посреди замершего поля, изборожденного следами колее и усеянного русскими и французскими повозками, он хотел с помощью своего красноречия избавиться от тяжкой ответственности за все эти несчастья. Он заявил, что виновником этой войны, которой он сам всегда опасался, он считает *** и выставляет его имя на позор перед всем миром.

— Это — русский министр, продавшийся англичанам, вызвал эту войну! Изменник втянул в нее и меня, и Александра!

Эти слова, произнесенные перед двумя генералами, были выслушаны с тем молчанием, которое вызывалось прежним почтением, к чему присоединилось еще уважение к несчастью. Но Коленкур, может быть, слишком нетерпеливый, вышел из себя: с гневным жестом недоверия он быстро отошел и тем самым прервал этот тягостный разговор.

От Гжатска в два перехода император достиг Вязьмы [193]. Здесь он остановился, чтобы подождать принца Евгения и Даву и наблюдать за дорогой на Медынь и Юхнов, которые в этом месте соединяются с большой Смоленской; по этой-то поперечной дороге, идущей от Малоярославца, должна была встать на его пути русская армия. Но 1 ноября, прождав тридцать шесть часов, Наполеон не заметил никаких признаков армии. Он отправился дальше, колеблясь между надеждой, что Кутузов проморгает его, и страхом, как бы русский полководец, оставив Вязьму вправо, не отрезал ему отступление на два перехода дальше, около Дорогобужа. На всякий случай он оставил в Вязьме Нея, чтобы он дождался 4-го корпуса и заменил в арьергарде Даву, которого он считал утомленным.

Наполеон жаловался на медленность последнего; он ставил ему в упрек, что он отстал от него на пять переходов, тогда как должен был отстать только на три; он считал этого маршала слишком большим методистом, чтобы соответственным образом руководить таким нерегулярным походом.

Каждую минуту дорога пересекалась болотами. Повозки по обледенелым склонам скатывались в них и застревали там; чтобы извлечь их оттуда, приходилось взбираться в гору по обледенелой дороге, на которой не могли держаться лошади с плоскими подковами; ежеминутно лошади и возницы падали друг на друга. Тотчас же изголодавшиеся солдаты бросались на павших лошадей и рвали их на куски; затем жарили на кострах из обломков повозок это окровавленное мясо и пожирали его.

Тем временем кавалеристы, как избранное войско, во главе с офицерами, окончившими лучшие школы мира, расталкивали этих несчастных, выпрягали лошадей из своих собственных фургонов и повозок, которые они тут же бросали, и спешили спасти орудия. Они впрягали в них своих лошадей, даже впрягались сами. Казаки, видевшие издали этот беспорядок, не осмеливались приблизиться; но из своих легких орудий, везомых на санях, они бросали ядра в эту сумятицу и тем самым еще больше увеличивали ее [194].

1-й корпус уже потерял десять тысяч человек. Тем не менее ценой больших усилий и жертв Евгению Богарне и Даву удалось 2 ноября быть уже в двух лье от Вязьмы. В эту обманчиво-спокойную ночь русский авангард прибыл из Малоярославца, где наше отступление прекратило отступление неприятеля; русский авангард миновал два французских корпуса и корпус Понятовского, прошел мимо бивуаков и расположил свои наступательные колонны с правой стороны от дороги, в промежутке двух лье, которые были между Даву и Вязьмой.

Этим авангардом командовал Милорадович, которого называли русским Мюратом [195]. По словам его соотечественников, это был неутомимый воин, предприимчивый, неустрашимый, как наш король-воин, обладавший такой же замечательной наружностью и тоже избалованный судьбой. Никогда он не был ранен, хотя около него было убито множество офицеров и солдат и даже пало несколько лошадей под ним. Он презирал военные принципы; он презирал все приготовления, сообразовался лишь с местом и обстоятельствами и следовал только вдохновению момента; одним словом, он был генералом только на поле битвы, не имел никаких административных способностей, был известным расточителем и, что очень редко, щедрым и честным.

Вот с этим генералом, а также с Платовым и 20 тысячами войска нам пришлось сразиться.

Третьего ноября принц Евгений продвигался к Вязьме, куда перед ним проехали его повозки и артиллерия, когда при первых проблесках дня он увидел, что слева его отступлению угрожает целая армия; позади его арьергард отрезан [196]; справа же равнина покрыта отставшими солдатами и разбросанными повозками, спасавшимися от неприятеля. В то же самое время он узнал, что около Вязьмы маршал Ней, который должен был прийти к нему на помощь, сам вступил в бой и защищается.

Но принц Евгений был опытным генералом. Он посмотрел в глаза опасности и сразу нашел выход. Он остановился, развернул свои дивизии по правую сторожу большой дороги и удержал на равнине русские колонны, которые пытались отрезать ему эту дорогу. Уже первые русские отряды, врезавшись в правый фланг итальянцев, захватили позицию и удержались бы на ней, если бы Ней не подослал из Вязьмы один из своих полков, который напал на русские войска сзади и заставил их уступить позицию [197].

В это же самое время Компан, генерал из отряда Даву, присоединил свою дивизию к итальянскому арьергарду; они пробились и, пока они, соединившись с вице-королем, продолжали сражаться, Даву со своей колонной быстро обошел их сзади с левой стороны дороги; потом тотчас же выйдя на нее, он очутился между Вязьмой и русскими. Принц Евгений уступил Даву позицию, которую он защищал, и стал по другую сторону дороги. Тогда неприятель начал развертывать ряды и старался укрепить свои фланги.