Николай Батюшин - У истоков русской контрразведки. Сборник документов и материалов

Результаты политической пропаганды союзников в Великую войну были настолько велики, что не только жители нейтральных стран, но и самой Германии все более и более убеждались в агрессивных ее стремлениях, совершенно забывая, что причиной войны являлась борьба между Англией и Германией за морскую гегемонию, остальные же союзники, не исключая и России, были лишь статистами.

Если победа на стороне Антанты, то это надо приписать главным образом искусно веденной ею политической пропаганде через тыл разложившей и фронт армии. Ллойд Джордж знал, что делал, говорит генерал Людендорф, когда благодарил лорда Нордклифа по окончании войны от лица Англии за веденную им пропаганду. Это был художник в деле влияния на массы («Мои военные воспоминания», с. 354).

Огромное значение политической пропаганды в деле крушения тыла серединных империй, приведшего к крушению и на фронте, учли и большевики, и немцы. Первые не жалеют средств, чтобы пропагандой держать в неведении истинно русские народные массы, делая из советского ада недосягаемый для всего остального буржуазного мира «земной рай», действуя по поговорке «клевещите, клевещите, что-нибудь останется». Политической грамоте ими отводится поэтому такое же место при обучении солдат, как и строевым занятиям.

Не менее талантливо использовало печальные для себя результаты политической пропаганды во время Великой войны и германское национал-социалистическое правительство, упорно и систематически перевоспитывая свой народ под руководством талантливого министра пропаганды Геббельса. Только этой главным образом пропагандой и надлежит объяснить неслыханные до сих пор результаты народных голосований, дающие почти 100 % голосов за правительственные предложения. Это достигается трудом огромных кадров пропагандистов, для обучения коих, говорят, основана в Гамбурге особая академия с трехгодичным курсом на 15 000 слушателей. Этим единодушием германского народа вместе с блестящим состоянием вооруженных сил Германии надлежит объяснить небывалые успехи ее внешней политики в наши дни.

Из вышеизложенного вытекает, что Великая война наряду с огнестрельным оружием выдвинула в равное с ним положение и психическое [3] Правильно – «психологическое». (В.Б.) оружие – слово, явившееся могучим средством политической пропаганды, действующее на моральный элемент народов, – главный фактор, по словам Наполеона, победы над врагом.

Б. Военная и морская тайные разведки. Начало чистой военной тайной разведке кладет Наполеон I, а создает ее во Франции Наполеон III в виде специальной полиции. Отрицательный пример постановки ее у нас в Русско-японскую войну и положительный после нее. Краткий исторический очерк развития у нас военной тайной разведки. Войсковой и тыловой районы тайной разведки. Оценка результатов ее нашими противниками: генералами фон Франсуа, Ронге и полковником Николаи. Морская тайная разведка и отличие ее от сухопутной.

Раньше военная и морская тайные разведки соединялись с чисто политической разведкой, являясь ее пасынками, со всеми присущими этому положению недостатками. Лишь Наполеон I отводит должное место тайной разведке, привлекая для этого трудного дела выдающихся агентов, не считаясь с денежными затратами на нее. Можно с уверенностью сказать, что блеск наполеоновских побед в значительной мере был обязан рациональному использованию результатов тайной разведки.

Франции же в лице Наполеона III принадлежит инициатива постановки разведывательного дела на твердые основания путем учреждения декретом от 22 февраля 1855 г. специальной железнодорожной полиции – Police speciale des chemins de fer. Первоначальное назначение ее было: наблюдение за служащими частных железных дорог и выполнение паспортных формальностей на границах государства, а затем эта полиция все более и более входила в контакт со вторым отделением военного министерства, т. е. с разведывательным отделением, особенно с 1875 г., когда Франция была накануне войны с Германией. В войне 1870–1871 гг. эта специальная полиция, разбросанная по всей Франции, явилась главной базой разведывательной службы французов.

У нас начало рациональной постановки тайной разведки относится к периоду создания по примеру Германии самостоятельной должности начальника Генерального штаба, т. е. ко времени после Русско-японской войны 1904–1905 гг. Ввиду этого часть организации у нас тайной разведки принадлежит первому начальнику Генерального штаба генералу Палицыну.

До этого времени разведывательное дело было каким-то пасынком в отчетных отделениях штабов военных округов, ведавших службой офицеров Генерального штаба. Ничтожность отпускавшихся на это дело средств указывала, что дело тайной разведки у нас было не в почете. На Варшавский, например, военный округ, на который приходилось по две трети границы с Германией и Австро-Венгрией, отпускалось 2–3 тысячи рублей в год. Если к этому добавить полное отсутствие каких-либо разработанных для этого трудного дела положений и сведущих лиц, то можно себе представить в каком печальном положении оказались мы во время Русско-японской войны.

Ни о какой сети постоянно живущих в Японии и Маньчжурии, ставших театром военных действий, постоянных резидентов не приходилось и думать, надобно было все импровизировать и притом в стране, языка и обычаев коей мы совсем не знали. Служа в 1904–1905 гг. помощником начальника оперативного отделения во 2-й Маньчжурской армии, я видел, как начальник ее разведывательного отделения подполковник Розанов и особенно его помощник капитан Рябиков бились как рыбы об лед, стараясь наверстать не по их вине потерянное. Тяжесть положения усугублялась незнанием японского языка настолько, что в нашей, например, армии не было переводчика, умевшего читать японскую скоропись. Взамен его у нас был бурят-переводчик, знавший китайский язык и возивший с собой словари иероглифов, общие по китайскому, японскому и корейскому языкам. Переводчик, умевший читать японскую скоропись, имелся лишь в штабе главнокомандующего. Можно себе представить, как задерживалось использование японских документов, которые бывали захвачены.

Этой нашей беспомощности собирался помочь богатый китайский купец-русофил Тифонтай при посредстве своих многочисленных торговых контор, прося за это поистине благое дело миллион рублей. К великому сожалению, генерал Куропаткин на это не согласился, находя подобную сумму чрезмерной. За эту не в меру скупость нам пришлось заплатить сотни миллионов рублей и тысячами жизней, ибо всю Русско-японскую войну мы вели вслепую. Главным источником осведомления у нас был опрос пленных, которых было не так-то много.