Виктор Устьянцев - Автономное плавание

"Наверное, потому что она такая красивая", - решила Люся, любуясь Ариадной.

Все-таки это редко бывает, чтобы женщина любовалась красотой другой женщины. Даже признавая себя менее красивой, любая женщина постарается найти в себе столько других достоинств, что они с лихвой компенсируют ее внешнее несовершенство.

Пока они помогают Надежде Васильевне накрыть стол, разговор идет о том о сем.

- И как такой бульон у вас получается, Надежда Васильевна? - спрашивает Ариадна. - Цвет просто янтарный!

- Все зависит от мяса. Если оно мороженое, то нельзя его класть сразу в кастрюлю, надо чтобы оттаяло. И еще хорошо, если косточка мозговая...

- А я покупаю бульонные кубики. Быстро и, в общем-то, сносно.

- Не знаю, может быть, где-нибудь в турпоходе и удобно, но дома лучше приготовить самой.

- Ах, нынче вся паша жизнь - это сплошной турпоход, - как бы оправдывая Ариадну, говорит Сима. - Утром вскакиваю в половине шестого, кормлю своих мужичков, отправляю одного в школу, другого на службу, потом сломя голову бегу на завод. А вечером с работы бежишь в магазин, готовишь ужин, прибираешь в квартире и смотришь - уже двенадцать. А надо еще когда-то постирать, погладить, что-то заштопать, где-то подшить. И почитать хочется. Возьмешь книгу, а глаза уже слипаются. Я бы всем нашим женщинам первый разряд по бегу присваивала, а тем, кто работает да еще имеет детей - звание мастера спорта давала. А попробуйте-ка утром в автобус сесть! Бывает, пропустишь их четыре-пять, а потом всю дорогу висишь на подножке. Говорят, сейчас опять мода на длинные юбки пошла. Не знаю, ездят ли француженки в своих макси-юбках автобусами, но для нас это неприемлемо. В лучшем случае весь подол оттопчут, а то и вовсе без юбки на остановке вынесут из автобуса...

Заговорили о модах, о прическах, о толстом каблуке.

- Широкий носок и толстый каблук - это все-таки больше похоже на ортопедическую обувь, - неожиданно вставил Костик. - Мужчины этого не приемлют.

- Господи, ты-то что понимаешь! - отмахнулась Ариадна. Хотела еще что-то добавить, но тут появился Юзек.

Он привел Гаврилова. Правда, об этом Люся сама просила Юзека, и сейчас Гаврилов с благодарностью и гордостью говорил:

- А ведь не забыла, коза? Вспомнила старого гриба, душившего ее молодую пылкую фантазию? Ну, покажись, покажись.

Гаврилов был уже на пенсии, но, похоже, совсем не изменился. И пиджак на нем все такой же, и так же обсыпан пеплом. Только вот глаза слезятся, он вытирает их тыльной стороной ладони и подслеповато щурится.

Юзек совсем высох, нос его стал еще больше, им он еще чаще выклевывает слова:

- Вы-таки видели, что кривая температуры имеет тенденцию к параболоидному изменению... - Это они опять сцепились с Гавриловым.

- А ты все такой же, Юзек, - сказала Люся, взъерошив ему рыжие волосы. - Хоть бы женился, что ли.

- А зачем?

- Ну, все-таки. Тебе уже скоро тридцать, наверное.

- Ну и что?

- Пора бы остепениться.

- Нет уж, дудки! Мне моя независимость дороже всех ваших фигли-мигли, он подергал Ариадну за косу.

- Неужто даже на мне не женился бы? - спросила Ариадна, поводя плечом.

Юзек серьезно посмотрел на нее, вздохнул и тихо произнес:

- Упаси бог!

Он сказал это так искренне, что все рассмеялись. Ариадна обхватила его за длинную шею, притянула к себе и чмокнула:

- Лапушка ты моя, что же ты меня так боишься? Ну погляди, какая я красивая. Ведь красивая?

Юзек отстранился, поправил очки, внимательно посмотрел на нее и сказал:

- Вот поэтому и не женился бы. Слишком много конкурентов было бы. Да и в робота не хочу превращаться.

- Ведь я бы тебя, душечка, на руках носила, - дурачилась Ариадна.

- Ну, это нетрудно. Во мне живого веса - всего сорок килограммов, да и то в мокрых валенках.

Люсе было хорошо и от того, что опять все собрались вместе, и от того, что спорят Юзек с Гавриловым, и даже от того, что Ариадна все такая же. Она любила их всех. Там, на Севере, у них с Матвеем тоже были друзья, но эти были ближе. Может быть, потому что она сдружилась с ними в пору юности, когда все так неповторимо. Сейчас Люсе казалось, что она вовсе и не уезжала отсюда, что не было тех почти девяти лет скитаний по Заполярью. Только Иришка напоминала об этих годах, о семье, о Матвее.

"Как он теперь там? - подумала Люся. - Вот бы его сюда и больше ничего не надо". За столом шутили, смеялись, о чем-то говорили. Должно быть, она ответила невпопад, потому что Сима обняла ее и спросила:

- Ну что с тобой?

- Не знаю даже. Я подумала, что здесь не хватает только его, и стало грустно.

- Когда уезжаешь?

- Не знаю.

- Не торопись. Ему сейчас не до тебя. Да и пусть Иришка привыкнет к бабушке.

- Она-то, собственно, и не отвыкала. Боюсь, сама без нее не смогу. Тебе, наверное, странным кажется, что я бросаю дочь и еду к мужу?

- Что же тут странного? Я понимаю. А знаешь, я тоже немного завидую вам, - вздохнула Сима. И, спохватившись, испуганно посмотрела на Алексея, должно быть, опасаясь, как бы он не вернулся к тому, начатому еще в машине разговору. Но Алексей или не расслышал, или сделал вид, что не расслышал, этого невольно вырвавшегося у нее признания.

- Нашла чему завидовать! - усмехнулась Ариадна. - Я так вот с ужасом думаю о том, что Костика когда-нибудь переведут отсюда.

- На его месте я бы давно куда-нибудь попросился, - сказал Юзек.

- А я, между прочим, рапорт написал, прошу перевести на корабль, неожиданно признался Костик.

- Все-таки он человек! - сказал Юзек. - И пусть он всегда звучит гордо!

- Ну и правильно! - одобрил и Курбатов. - Или нравится быть мальчиком на побегушках?

- Нет, надоело, - сказал Костик, опасливо поглядывая на Ариадну. Та молчала. Но по ее поджатым губам было нетрудно догадаться, что Костику предстоит нелегкая ночь.

- Ничего, парень, держи хвост морковкой, - посоветовал Гаврилов.

- Ах, уж вы-то не вмешивались бы! - сердито заметила Ариадна.

Вышло это довольно грубо, всем стало неловко.

- Давайте пить чай, - предложила Надежда Васильевна.

- Я помогу вам, - сказал Костик и вслед за Надеждой Васильевной ушел в кухню.

Вернулся он скоро, с бутылкой в руке.

- Давайте-ка, православные, дернем по рюмочке ради такого случая.

- По такому случаю можно. Наливай! - согласился Курбатов. Костик наполнил рюмки, Алексей поднял свою и, чокнувшись с Костиком, торжественно произнес: - За раскрепощение души раба божия Константина, взбунтовавшегося супротив супружницы своей.

- Аминь! - сказал Юзек и тоже чокнулся с Костиком. - Если ты и из этой куколки что-нибудь путное сотворишь, я тебя всю жизнь уважать буду.

- Сделаем! - серьезно пообещал Костик. - Она у меня шелковая станет.

- Ну, это мы еще посмотрим! - Ариадна вскочила.

- Сядь! - Костик стукнул ладонью по столу. Ариадна изумленно посмотрела на него и тихо опустилась на стул.