Сергей Есин - Дневник, 2005 год [январь-сентябрь]

Я выступал, наверное, последним и говорил достаточно резко, но я не был связан внутренним знанием. В теории все гладко, а что получает в результате наших речей и инструкций непосредственный пользователь? В школе, в селе, в провинции библиотека работает интенсивнее всего, когда человек молод, здесь закладываются основы, здесь доступ должен быть легче. Моя мысль была о детской библиотеке, где человек получает первые свои знания, о библиотеке школьной, которая формирует человека. Я, конечно, понимаю, что всего сделать нельзя, но и в наше время надо все-таки думать о старте, а не о похоронном венке. Главное сейчас, донести до местных властей, не всегда это понимающих, всю важность библиотечного дела, ведь культура — первооснова всего государственного строительства. Вопрос с архивами достаточно ясен. Сложность здесь только в том, что наше государство по-прежнему охотнее дает деньги на строительство новых резиденций для президента и других властей, нежели на строительство архивов. Огромное архивное хранилище в Воронове, под Москвой, строится уже лет 15, и если так пойдет дальше, то пройдет лет 10, прежде чем что-либо получится. Надо подчеркнуть (и так обстоит дело и в мировой практике), что самое надежное хранение — бумажное, мы еще не можем точно оценить временных возможностей цифрового хранения: лет 80 или сколько?..

В институте, если раньше после сессии всех неуспевающих выгоняли, теперь, основательно таких напугав, оставляем. Приезжал англичанин, с ним говорили, кормили обедом. Он хорошо отзывался о наших студентах.

Альберт Дмитриевич составил бумагу, проект на организацию пункта питания в общежитии. Жизнь продолжается.

Я уже совсем перестал думать об истории в МСПС, но она не кончается. Пришло письмо от 25 марта, с которым Бондарев обращается к Михалкову. Драка стариков — вещь для наблюдателя тяжелая.

С.В.МИХАЛКОВУ

ПИСЬМО СТАРОМУ СОТОВАРИЩУ!

Не могу назвать поведение твое, Сергей Владимирович, последних февральско-мартовских недель уважительным ко мне и особенно к русским писателям, к национальным российским писателям и писателям стран СНГ, которым ты всегда публично и громогласно выражал самые якобы высокие чувства. Из твоих нынешних речей дыхнуло чем-то затхлым, давним и совсем дремучим…

Как это тебе в голову пришло? Ворваться 2 марта 2005 года с сотней автоматчиков в кабинет Дома Ростовых, где когда-то много лет мы работали с тобой вместе. Где начиналась советская литература — Горький и Фадеев, Шолохов и Твардовский, Тихонов и Сурков, Федин и Марков, — все мы были вместе. И теперь ты врываешься ко мне, новому председателю Исполкома МСПС, твоему старому литературному сотоварищу, победившему тебя в международном демократическом собрании литераторов, и приходишь с боевыми автоматами для утверждения своего поражения. Это ведь не позор, а что-то совсем другое, клиническое. Такого еще у нас не бывало, хотя все бывало.

Что ты думаешь об этом?

Зная тебя более тридцати лет в ежедневной работе, зная твое жгуче-ревностное чувство к товарищам по советской, особенно по детской, литературе, зная твою близоруко-укороченную влюбленность в детскость, я всегда думал, как уберечь тебя и твою хрупкую детскую песнь.

Думаю, что в братской литературной дружбе ты все же проиграл. Считая себя долгое время главой русских, российских и многонациональных писателей, ты всегда славил лишь себя, свое имя.

Дети наши, читая "Степу", становились невестами и мужьями, отцами и дедами. Но все помнили радостного дядю Степу из самого счастливого начала советской жизни. Нравственно еще полвека назад ты забыл его, дядю Степу.

И вот как криминальный финал своей долгой милицейской жизни ты приводишь в Дом Ростовых, Дом Союза писателей СССР, "любимую" тобой милицию, приводишь с автоматами, явно для насилия. Над кем? Над писателями, над советской литературой?

Боже, Сережа-милый, как все переменилось в жизни и душе твоей. А может, никогда и не менялось?..

Ты остался самим собой — самовлюбленным, тщеславным, любящим власть до умопомрачения.

А по-Божески, по-христиански, по-отцовски, тебе бы надо смиренно отступить!

С добрыми пожеланиями тебе и твоей семье,

ЮРИЙ БОНДАРЕВ,

председатель Исполкома МСПС,

избранный V всеписательским съездом

Международного Сообщества

Писательских Союзов

29 марта, вторник. Семинар.

30 марта, среда. Анатолий Ливри прислал мне из Парижа свой новый рассказ, называется "Минута молчания". Мне всегда бывает обидно, когда кто-то находит или делает то, что, наверное, мог бы сделать и я. Но это особенность творчества, если кого-то читаешь и вдруг кричишь: "Это мое!" — значит, автор попал в точку. Анатолий на этот раз сделал темой своего рассказа двоедушие интеллигенции. Привычная для него академическая среда, с которой он воюет, что-то похожее на вечеринку у нас на втором этаже: салаты, выпивка, тонкие бутерброды, какой-нибудь день рождения… Но здесь почти официальное действие — минута молчания по поводу гибели двух знаменитых башен на Гудзоне. Здесь министр, знаменитые слависты. Сокровенный повод практически уходит, пасует перед жратвой и выпивкой, становится ритуалом. Не то что бы это было написано злобно, но в высшей степени выразительно. С такой непрощающей иронией. И просто фантастично, что автор такого словесного волшебства, хотя и родился у нас, с малолетства живет где-то за рубежом.

В институте утром, для разминки и чтобы студенты не забывались, постоял в дверях. Долго разговаривал с В.Е. по поводу его невероятно сложных, но, в принципе, необходимых работ: лифт, крыши, оборудование — все это нужно ремонтировать и перестраивать. Ощущаю, что снова придется брать хозяйствование, в частности деньги и расходы, в свои руки, планировать, расставлять приоритеты, не то что бы везде беспорядок, но уж слишком много передоверил.

Около 12 часов дня состоялся авторский совет, слетелись почти все. Все прошло благополучно, у нас растут доходы, растут сборы. Казенин и Слободкин с воодушевлением говорили о фестивалях: один — о симфонической музыке, другой — о джазовой. Я только немного побаиваюсь, как бы мы не пересаливали в поддержке Союзу композиторов, мы ведь не компенсаторы бюджетных недостач, у нас совершенно другие задачи. Проблема авторских прав, конечно, еще и проблема воровства, в сфере нашего внимания и устроители левых концертов, и сами авторы, любящие такие представления, леность и зависимость персонала. Говорили о том, что контрафактная продукция изготовляется порой или в местах заключения, или на оборонных предприятиях, куда вход даже милиции и прокуратуре, как говорят соответствующие организации, закрыт.

Воровство по линии ущемления авторских прав очень сильно на Украине и в Казахстане, где огромное количество русскоговорящих людей и русскопоющего искусства, русской современной музыки. Мне казалось, что главное здесь — открыть, так же как и в Белоруссии, агентства и филиалы нашего заведения. Пусть хотя бы пока присматриваются и собирают информацию. Но, говорят, денег нет. Я сказал на это, что год назад организовали курсы корректоров в институте, и первый выпуск был убыточен, так как было набрано только три человека, а необходимы для коммерческой рентабельности минимум пятеро. Теперь в наши аудитории сядет уже 20 человек набранных. Все подобное возникает медленно и зависит, в первую очередь, от репутации учреждения.