Анатолий Мордвинов - Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1

Какие военные тайны она или ее окружающие могли выдать противнику?!! Только болезненная подозрительность, охватившая в те ненормальные дни все и вся, могла заставить забыть даже средние века с их обычным уважением к даме.

Англичане в этом случае были любезнее и пропустили одну из немецких принцесс к себе на родину. Это полнейшее отсутствие доверия ко всем и ко всему являлось отчасти и одной из главных причин самой войны. Где-то в другом месте я кратко уже сказал о своих личных впечатлениях, вынесенных мною о германском императоре Вильгельме II. Его я знал мало, впрочем, почти не знал совсем, встречаясь с ним крайне редко, но личность его меня всегда интересовала в связи с думами о судьбе моей Родины. Мне много поэтому приходилось о нем слышать и читать, а также отчасти и лично наблюдать.

Вильгельм II показался мне во время этого последнего свидания сильно постаревшим, но не осунувшимся – присущая ему выправка и самоуверенность, как в манерах, так и словах, оставались прежними. Его особа всегда подвергалась большой критике не только в других странах, но и в самой Германии. В нем находили слишком много «самообожания», мелкой гордости, даже суетного тщеславия; говорили, что его представление о своем особенно великом призвании совершенно не соответствовало ни идеям времени, ни его силам, что его громкие речи если и не были порою смешны, то приносили лишь один вред. В особенности восставали против его желания всем управлять и во все вмешиваться и находили его убеждение, что он все лучше других знает и понимает, совсем не соответствующим действительности. О том, что многие его считали даже ненормальным, я уже не говорю.

Мне лично не хочется принадлежать к числу всех этих строгих критиков – я, повторяю, слишком мало знаю германского императора и никогда не придавал большой цены ни человеческим толкам, ни в особенности «идеям нашего времени». Эти идеи, несмотря на громкие фразы, мне всегда казались слишком связанными с вожделениями толпы, да и какой монарх имел счастливую возможность избежать нападок известных, не только демократически настроенных, но и аристократических кругов. Кроме того, уже давно сказано, что «чужая душа – потемки».

Если вдуматься, то действительно мы ни о ком ничего как следует не знаем и не можем знать. Человеческая внутренняя жизнь остается для постороннего всегда тайной, тем более загадочной, что люди не живут все время в какой-то лишь им одним присущей, застывшей форме, позволяющей угадывать все их поступки.

В этом отношении и Вильгельм II не представлял собою исключения. Судя по всему тому, что мне о нем приходилось слышать, читать и даже лично наблюдать, в его натуре было немало противоположностей, в которых было трудно разобраться. Только самоуверенный человек мог бы с резкой определенностью судить о внутренних причинах его поступков. Все же можно было явственно чувствовать, что, несмотря на «бряцание мечом», в глубине своей души Вильгельм II не любил и страшился войны.

Совершая демонстративно свои политические путешествия, говоря порою свои угрожающие, почти что зажигательные для поддержания значения своей родины речи, он в конце концов как-то инстинктивно всегда отступал перед призраками кровопролития, и… не отступил как раз перед европейской войной!.. В этом отчасти и заключался трагизм тогдашних дней – все надеялись, что кто-то другой, а не он должен отступить.

Впрочем, Сербия тогда и отступила, но в разгоревшихся страстях великих держав она, такая маленькая, в счет уже не шла 202.

С внешней стороны германский император любил подчеркивать свой сан и был чрезвычайно любезным, внимательным и, безусловно, интересным собеседником и обладал живым умом. Вероятно, он много читал если не в зрелых годах, то в юности, был духовно одарен и, несомненно, религиозно настроен; умел быть в подходящих случаях простым, шутливым и предупредительным; неудивительно, что многие иностранцы даже в республиканской Швейцарии, когда он туда приезжал, бывали им зачастую очарованы. Я не говорю уже о большинстве простого германского народа, без всякого сомнения, несмотря на своих социалистов, любившего своего кайзера или бывшего ему преданным. В дни изгнания мне приходилось даже слышать от одного убежденного социалиста-сапожника, что низвергнутый император был намного лучше всех вновь явленных властей.

Конечно, такое отношение к нему оставалось бы и впредь, если бы война немцами не была проиграна. Теперь обаяние его в средних германских кругах, да также и в высших, сильно померкло (побежденный всегда не прав) – но все же у очень многих не исчезло совсем. Либеральная интеллигенция продолжает его с еще большею силою не любить. Говорят, что, кого боятся, того не любят… Но сильная в своей единодушной злобе ко всему монархическому, она, как и везде, зачастую становится смешною в своих преувеличенных опасениях и жалкою, когда на нее падают заслуженные ею удары ее противников.

Во всяком случае, как бы ни судить о Вильгельме II, все же приходится признать, что среди современных ему правителей он был наиболее оригинальным, даже красочным монархом, сумевшим, несмотря на свои странности, высоко держать знамя своей страны и много сделавшего для ее развития. Зачастую он бывал намного дальновиднее своих министров.

В отсутствие кайзера Германии приходится переживать намного более тяжелые дни. И, кончено, не одна проигранная война является тут причиной.

Мне не кажется смешной его крепкая вера в свое высокое призвание, как и его упорное нежелание держаться в тени. Человек, недостаточно высоко ставящий свои обязанности, не верящий в их особую святость, не имеет и права управлять обширной страной. Он не только может, но и обязан как ответственный правитель своей страны идти против идей своего времени, если идеи эти – всегда преходящие – ему представляются малопродуманными, опасными для государства и для всей исторической жизни народа, ему врученного. Правда, в большинстве случаев борьба бывала в наши смутные дни неравна – заманчивые, но призрачные возможности «народоправства», внушенные кем-то безответственным большинству, обыкновенно временно побеждали. Но это, конечно, еще не означает, чтобы правда, бескорыстие, совесть и вдумчивость были на стороне таких победителей.

Стремления императора Вильгельма II быть самостоятельным мне всегда поэтому нравились, да и не мне одному – монарх, призванный властвовать на благо страны, для успешности такого властвования необходимо должен стремиться быть самодержавным, в особенности когда начинают замечаться признаки смуты. Пока идет все гладко, можно и забавляться самоуправлением, но только не в дни народных бедствий.