Анатолий Ведерников - Религиозные судьбы великих людей русской национальной культуры

Конечно, и митрополит Филарет свое учение не всегда выражал с одинаковой точностью, и его учение имеет свою историю, как о том достаточно свидетельствуют судьбы его катехизисов. Но в последнем итоге его воззрение на Слово Божие как на источник христианского знания, направленное своим острием против крайностей католицизма, не грешит ошибками протестантизма, хотя некоторое совпадение с инославием, в частности с протестантизмом, как это добросовестно заявлено митрополитом Филаретом, не нуждается в извинении. «Мысль, что так думают лютеране, не есть еще признак ложного мнения, потому что не все положения, принимаемые лютеранами», как, разумеется, и католиками, – «ложны». Вот мужественное слово! Колебание между католичеством и протестантством, вечное опасение сблизиться с той или другой стороной есть признак духовной робости. Нужно искать истины, только истины, не боясь никаких сближений. Раз навсегда нужно признать лишенным силы это возражение: так думают католики! так думают протестанты! Если мы, православные, совпадаем в той или другой истине с католиками или даже с лютеранами, тем лучше для них – для католиков, для лютеран, и нет в том никакой беды для нас. От того, что есть ложного в протестантстве, воззрения митрополита Филарета далеко. Значение Церкви, ее необходимость для христианского познания признается им решительно. Как духовное рождение в Крещении, так и Слово Божие мы принимаем от Церкви, и только от Церкви. Словом Божиим мы считаем то, что Церковь выдает за Слово Божие, – ни более, ни менее. Нет места для личных сомнений в каноне Священных Книг, нет оснований для практических выводов по вопросу о подлинности Священных Писаний: здесь вся сила принадлежит голосу Церкви. Равным образом и понимаем мы Слово Божие по церковному Правилу веры, по догматической норме. В этом отличие Православия от крайнего протестантского индивидуализма.

Но еще важнее отличие от католицизма. Католицизм утверждает, что верующие получают от Церкви, от ее органов, в ее определениях – всю истину сполна, так что истина почерпывается церковными формулами: это католики называют церковным учительством. Напротив, по православному воззрению, Церковь, взращивая верующего в воде Крещения и в церковном назидании, приводит его к Слову Божию как источнику непосредственного научения от Бога, интимного общения с Отцом Небесным. В католичестве верующий всегда остается рабом, а в Православии Церковью рождается и взращивается свободный сын Отца Небесного. Церковь не требует рабского повиновения: она сама свидетельствуется Словом Божиим. Рождая, воспитывая верующего и вручая ему своим незаменимым авторитетом Слово Божие, она затем в интимном опыте верующего находит свое последнее подтверждение, свои глубочайшие корни. В этом незыблемая правда учения митрополита Филарета.

По существу, воззрение митрополита Филарета на Слово Божие в применении к церковному Преданию правильно и плодотворно во всех отношениях, не исключая историко-догматического, – и, однако, центр его тяжести лежит не в этом. Пафос учения митрополита Филарета о Слове Божием, вдохновившего его на подвиг целой жизни, лежит в мистической оценке Слова Божия как органа непосредственного общения верующего с Отцом Небесным. «Словом Божиим все сотворено, и все сотворенное держится силою Слова Божия» – так читаем мы в «Возглашении к христолюбивым читателям» при первом издании Евангелия на русском языке (1819). «Для человека Слово Божие есть нетленное семя, из которого он возрождается из естественной в блаженную жизнь, есть хлеб, которым он духовно живет, и вода, которою утоляет духовную жажду; есть светильник, сияющий в темном месте, пока придет рассвет и заря взойдет в сердце, и есть самый дневной свет, то есть живое и блаженное познание Бога и чудес Его во времени и в вечности. Без Слова Божия человек мрачен, гладен, жаждущ и мертв духовно. По сей необходимости Слова Божия для истинного и лучшего существования человека, Всеблагий Бог, от самого начала мира, многократно и многообразно говорил отцам через пророков; а наконец говорил Он нам Ипостасным Словом Своим, Единородным Сыном Своим, Иисусом Христом. И дабы Слово Его, открытое некоторым, в некоторые времена, было для всех и навсегда, Он повелел богодухновенным мужам написать оное в Священных Книгах…»

Ценность учения о Слове Божием как едином чистом источнике христианского ведения не в рационалистическом отличии одной буквы от другой, буквы Писания – от буквы Предания, не в научном значении подлинности изначального памятника, а в духовно-мистическом значении христианской личности: учение о ценности Слова Божия есть учение о ценности христианской личности, живущей в непосредственном общении с Отцом Небесным. Воззрение митрополита Филарета на Слово Божие углубляется всем его учением о тайне христианской личности, к которому оно ведет, как к своим корням. «Тайна христианской души есть Божия» – так писал владыка Филарет в одном из писем… Тайна христианской личности есть тайна человеческого сердца, тайна его непосредственного общения с Отцом Небесным, тайна свободной любви. В самой последней глубине любовь предшествует гнозису, свобода предваряет ведение, вера имеет характер творческий, средоточием опыта духовного является, таким образом, личность. В ней Слово Божие осуществляет свою благодатную возрождающую силу и в переживании сердца, верующего сердца, делается последней опорой христианского духа.

Незаменимая ценность человеческой личности, свобода духовной жизни – такова религиозная мысль приснопамятного митрополита Филарета.

Отдавая дань ложному мистицизму западного склада, русское образованное общество александровского времени почти не подозревало о том, что широкие массы верующего народа, при всей своей умственной непросвещенности, жили и питались духовной энергией настоящей православной святости, расцветавшей в уединении многочисленных монастырей на почве подлинного мистического опыта подвижников. Замечательно, что в то время, как культурное общество утоляло свою духовную жажду из мутных источников квакерства и туманных писаний Штиллинга, Эккартсгаузена и госпожи Гюйон, русский народ искал духовного очищения и находил его у святых старцев – подвижников веры и благочестия, в которых мы видим настоящих мастеров мистического Богопознания. Их благодатная сила настолько велика, что даже ложный мистицизм образованного общества не успел пустить глубоких корней и весьма скоро потерял свое господство и влияние, уступая его православному мистицизму. О проповедниках последнего в высшем обществе мы уже говорили: это митрополиты Михаил (Десницкий), Филарет (Дроздов) и ряд других духовных лиц. С высоты своих святительских престолов они хорошо видели широкое духовное движение, возникшее в русском монашестве, и употребляли все усилия к тому, чтобы оно проникло и в образованные классы, способствуя их возвращению к Церкви.