Анатолий Ведерников - Религиозные судьбы великих людей русской национальной культуры

Таким образом, сам святой Апостол Богослов подал высокий пример этого умственного труда, никогда, по милости Божией, не прекращавшегося в Церкви.

То же движение замечается в выражении всех догматов. Выражения: вечное рождение, вечное исхождение, Троица, Лица и прочие являются и входят в общее употребление мало-помалу; но все это движение не выходит из круга терминологии и никак не может быть принимаемо за развитие учения; напротив, учение остается неизменным навсегда.

Вообще поводами к выражению истины в формулах более определенных служили для сынов Церкви ереси или ложные определения; но, конечно, это, так сказать, научное движение церковной терминологии в сущности нисколько не требует для своего обнаружения непременной встречи с заблуждениями; оно весьма естественно вытекает из потребности заявить, что христианское учение не набор слов, вытвержденных наизусть и удерживаемых памятью, а приблизительное выражение истины Божией, постоянно созерцаемой и уразумеваемой внутренним смыслом сынов Церкви. Истина пребывает неизменною во все века, познание ее не изменяется; но выражение ее, по самому существу, всегда недостаточное, не может не видоизменяться сообразно с развитием аналитического слововыражения и с характером умственных приемов каждой эпохи.

И впоследствии не может быть недостатка в более или менее счастливых опытах анализа или приблизительного определения, как не было в них недостатка и в прошлые времена. Но все вообще этого рода выражения могут служить только намеками на идею, но не ее определениями. Кто принял бы аналитическое движение в церковной терминологии за развитие Церкви, тем самым всецело погрузился бы в рационализм».

В этом важном пункте своего учения о Церкви Хомяков подошел к признанию факта зависимости нашего разума от духовного опыта, путем которого мы реально движемся к Богу и в меру которого формулируем свои понятия и представления об истинах веры. Направляя всю силу своей мысли против рационализма западных исповеданий, Хомяков дал понять разуму, что христианское учение, христианская догматика имеет прежде всего нравственную ценность, которая в своей необъятной глубине «охватывается логическим мышлением только отчасти, приблизительно и притом по мере любвеобильной деятельности самого мыслящего. Вполне все переживания любви членами Святой Церкви невыразимы никаким человеческим красноречием ввиду своей невещественности. Их можно более опознавать подобонастроением, а формально-рассудочные усилия уловляют их только отчасти» (архимандрит Вениамин (Милов), † 1955).

Из этого положения легко сделать вывод об отношении Хомякова к традиционному в Православии схоластическому богословию. Отношение Хомякова к митрополиту Макарию и его догматической системе было резко отрицательным. Для нас чрезвычайно важно выяснить этот вопрос несколько подробнее, тем более что он стоит в прямой связи с замечательной мыслью Хомякова о том, что Церковь получила от апостолов не слова, а наследие внутренней жизни, наследие мысли невыразимой, однако стремящейся выразиться. Все дело здесь, конечно, в примате опыта над его логическим раскрытием, в первенстве любви, лежащей в основе всякого истинного познания и предваряющей всякое выражение опыта.

Когда мы прослеживаем состояние православного школьно-академического богословия, уходящего своими корнями в католичество и протестантство, мы не можем не признать, что самой слабой его стороной является отвлеченно-рассудочный характер важнейших догматических положений, застывших в неподвижно-сухих формулах и весьма далеких от того, чтобы стать дыханием жизни изучающего их христианина. «Говоря вообще, у нас, в так называемом академическом богословии, отвлеченные положения догматики слабо сращены с указаниями случаев их опытного переживания. Между тем рассудочное понимание отдельных положений христианской веры должно естественно приводить к любвеобильной деятельности в недрах Церкви» (архимандрит Вениамин (Милов)).

«Снятие с себя долга возможно убедительнее вести изучающих христианское вероучение к живому единению с Богом и людьми, мыслимыми в Боге, есть минус наших курсов догматического богословия. Обычный для них набор библейских и святоотеческих изречений с недостаточным развертыванием их глубины и практического смысла не позволяет ясно проследить того, как хрис тианин обретает в Боге Источник сверхъестественной силы любви и как с нею неслитно объединяет силы и действия своей немощной природы. У знакомящегося с богословием по таким пособиям легко может статься “неведение Бога не умовое, а преимущественно сердечное и совестное”. В последнем случае и при хорошем познании теоретическом страх Божий отходит от сердца, а с ним и единственно сильный страх чистоты» (епископ Феофан Затворник).

«Вот почему все установившиеся в богословской науке догматические понятия необходимо без дальнейших отлагательств сочетать с требованиями христианской деятельной любви. Под руководством догматов веры следует путем восходить к настроению опытного любвеобилия во Христе, “срастворяясь любовию с Богом и становясь Ему своим – по научении Божественным установлениям” (2-я стихира на литии святому Василию Великому). А это вполне возможно, если будет исследован нравственный смысл православной догматики применительно к началу Любви» (архимандрит Вениамин (Милов)).

Но скажем прямо, что целые ряды поколений, изучая «Катехизис» митрополита Филарета, «Догматику» митрополита Макария и далее Малиновского, познавали Бога более умом, чем сердцем и совестью. Этому мешала отвлеченно-рассудочная сухость этих учебников, обращенных более к разуму, чем к сердцу как органу любви.

Рано или поздно, но должно было начаться движение живой религиозной мысли от схоластической отвлеченности школьного богословия к опытному познанию истин Православия. Это движение и началось с Хомякова, который освободил наше богословие от школьных форм, пригодных только в педагогических целях, и изложил его так, что оно стало понятным и привлекательным даже для людей светского образования.

Попутно следует сказать, что когда мы вполне убежденно и сочувственно говорим об отходе от традиционного метода богословствования, закрепленного в таких образцах, как «Катехизис» митрополита Филарета и «Догматика» митрополита Макария, то мы совсем не собираемся осуждать или умалять значения богословских трудов этих великих работников богословской мысли. Не они и тем более не их богословские системы виноваты в отходе целых поколений от духа Православия, а виноваты только эти поколения и мы сами, ибо в течение долгого времени все, изучающие истины веры по вышеуказанным источникам, привыкли принимать эти источники за нечто законченное, неизменное и неподвижное, в то время как это богословие есть предельно точное изложение вероучения только для школы, где оно необходимо и даже, быть может, незаменимо для формирования ума.