Анатолий Ведерников - Религиозные судьбы великих людей русской национальной культуры

Неудивительно, что разумные люди ловили прущихся в неисходных противоречиях, вроде того, например, что, отвергая и не признавая патриарха, раскольники задорно отстаивали просфору за его здоровье.

Вследствие желания всякого более или менее популярного начетчика быть авторитетом в деле веры, независимо от своих собратий, раскол явился во множестве оттенков, со всевозможными видоизменениями, на какие только была способна изобретательность аввакумов, онуфриев и других расколоучителей. «От того вы и заблудили, – говорит Посошков раскольникам, – за еже в вас мнози начаша учительны быти и вдашася в различные толки, разыдошася в разные развращенные пути: в поповщину, беспоповщину, христовщину, моисеевщину, бородатовщину, елинарщину, волосатовщину, онуфриевщину, аввакумовщину, федосеевщину, космовщину и во иные многие пути разыдошася, их же исчислити невозможно. Колико учителей ни восстанет, толико и законов изобретают, и многоразличные учители тако кудесят, что и сами себя не узнают».

Сильнейшим возбуждением русского народа в то время объясняются и успехи раскола. Посошков предлагает нам любопытные сведения о размерах народного протеста «новой церкви». «Исчислити невозможно лжеучителей, – говорит он, – распространишася во всех пределах российских и зарубежных странах множество их; и тако улови их диавол, яко самое малое число Христовых овец остася, еже ересям их непричастны». «Аз бых, – рассказывает Посошков, – в Новгороде на Страстной неделе у церкви Димитрия Солунского; приход тамо многонародный, а не бысть не единого причастника: вси бо вкупе отрекошася, от лжеучителей развращени суть, яко едва сотая часть обрящется благочестия держащихся».

Очевидно, народ находил поводы для недовольства господствующей Церковью, а с другой стороны, и раскол имел для него нечто привлекательное. Церковь заподозрена была в религиозных новшествах, между тем как раскол гордился своим староверием: вот коренная опора раскола, по свидетельству всех противораскольнических сочинений, опровергающих эту опору. Но были, без сомнения, и другие, менее заметные, но не менее сильные причины усиления раскола. Мы уже знакомы с теми местами из сочинений Посошкова, где он прямо обвиняет в этом беспечность и невежество духовенства, оказавшегося слишком несостоятельным в защите интересов Православия. По его свидетельству, были пресвитеры малосмысленные, которые не только поучать пасомых и предохранять их от религиозных колебаний не умели, а и сами были «истинства правоверия не ведуща и того не разумеющи, в чем грех и в чем спасенье», которые нередко «за пенязи» не только скрывали раскольников, а сами отрицались от Церкви и становились «проклятыми распопами».

Гораздо в более выгодных условиях стоял раскол: на его стороне была живая проповедь «книжников», людей разумных, начетчиков. При всем своем невежестве в умственной односторонности, по признанию Посошкова, «вси раскольницы, а наипаче двух ересей: поповщинные и беспоповщинные, лежма лежат на книгах и всегда учатся, хотя истины познати и не могут». Это лежание на книгах делало расколоучителей непобедимыми в столкновениях с православным духовенством и слишком возвышало их в глазах массы непросвещенного люда. А как раскольники пользовались книжными знаниями для достижения своих целей, это раскрывает нам Посошков своим собственным опытом. В таком виде передает он приемы одного расколоучителя, который на основании книг хотел убедить Посошкова пристать к ним: «Призвал меня славный ереси вождь, Козьма Ксенофонтов, на слово Божественного Писания; начали мне читати книги и яко пес кусье вырывать: разогнув книгу, строку или две прочтет, да перекинув пять-шесть, паки прочтет строку другую, да тако по книге перелистывая листы, речь к речи подбирает, кое речение к их зловерию согласно». Посошков справедливо заметил своему собеседнику, что «так читая и речь под речь подбирая, и святых грешными поставишь». Тем более, разумеется, легко было такими маневрами направлять убеждения непосвященной в книжную мудрость массы, согласно своим видам. «Разиня рот, – по выражению Посошкова, – слушают простые люди раскольщиков и, видя их многословие, верят им». Последние же пользуются умственною темнотою народа для успеха своей пропаганды: они «рассеяшася во вся страны России и ходя по градам, селам и деревням, всякими разными образы людей Божиих, простой народ с истинного пути совращают».

Таковы в общих чертах сведения, переданные Посошковым о тогдашнем состоянии раскола, о его силе и пропаганде. Посошков постоянно также обращается к внутренней жизни раскола и знакомит нас, как и епископ Питирим в своей «Пращице…», со страшными преступлениями и безнравственностию, практиковавшимися в семейной жизни раскольников; знакомит также с ужасными обрядами, в которых выражалась донельзя извращенная религиозность отщепенцев Русской Церкви.

Что же видит в расколе сам Посошков, каковы были его взгляды на раскол здравомыслящих простецов?

Ближайшее знакомство с расколом во всей силе его аргументов и основоположений, здравое рассмотрение и оценка их, в то же время знание Священного Писания и творений отеческих привели Посошкова к убеждению, что раскол есть порождение религиозного невежества, сильное в своем грубом, неразумном упорстве. «Возомнив себя разумнее прочих человеков и положившись на свой разум, раскольники поколебались в неподвижном стоянии на Священном Писании» и не могли удержаться в истинном его понимании, потому что «рассудок их крив» оказался и «огрубе от великого упорства». Неразумение же Писаний и было причиною того, что раскольники рассеялись по всевозможным дебрям заблуждения, прикрываясь и оправдываясь извращенным смыслом, «кривым толкованием Писаний». На это-то невежество в разумении Писаний и напирает особенно Посошков, опровергая главным образом в этой области все пункты староверческой догматики. «Кто есте вы? – обращается Посошков к раскольникам. – Простые неученые мужики, и в Божественном Писании не искусни есте, не знаете ни худа, ни добра, ни греха, ни спасенья, попросту рещи – ни уха, ни рыла: но яко скот бессловесный и упрямство и непокорство имеете диавола». «Вси вы скудоумни и не разумеете ничего; где Писание повелевает идти направо, а вы идете налево, всякое слово Писания рассуждаете опак и от кривого рассуждения искривилися вы». Совершенная тупость раскольников в понимании «даже явных глаголов в Божественном Писании», поставлявших белое – черным, сладкое – горьким, правое – неправым, выводили Посошкова из терпения, так что он бесцеремонно величает раскольников «скотом бессловесным, дураками», замечая, что «ни в самих дураках, ни в младенцах бессмысленных такого безумия никто не обрящет».