Сергей Кара-Мурза - 5 ошибок Столыпина. «Грабли» русских реформ

Сегодня мы имеем большой запас знаний о взаимодействии капитализма с общиной, полученного на материале множества конкретных ситуаций, структурно схожих именно в главной для нас коллизии. Из этого знания вытекает вывод о том, что представление о революции в России начала ХХ века, исходящее из идеи схожести процесса в России и на Западе, было внутренне противоречивым. И ошибка была одной и той же у Ленина и Столыпина. Она заключалась в том, что «азиатчина» уже была не только противником, но и продуктом капитализма. Капитализм был возможен в России только в симбиозе с этой «азиатчиной». Любая попытка уничтожить ее посредством буржуазной революции или реформы вела не к капитализму, а к уничтожению капитализма. Так, как хирургическое разделение сиамских близнецов означает их неминуемую смерть.

При обсуждении этой особенности периферийного капитализма ценны такие суждения В.В.Крылова: «Сохранение и широкое распространение в африканской деревне традиционных отношений вообще, общинных в особенности, есть продукт еще и консервирующего прежние порядки воздействия капитализма.

Даже там, где капитализм разрушал эти порядки, в «освободившемся» социально-экономическом пространстве развивались не столько собственно капиталистические порядки, сколько такие докапиталистические укладные формы, с которыми в доколониальный период периферийные страны знакомы не были…

Таким образом, в зависимых странах капиталистические отношения вырождаются, идут вспять, регрессируют в предшествующие им укладные формы. И это суть регрессивные формы самого капитала, такие докапиталистические уклады, которые исторически не предшествуют капитализму, но следуют после него, им же самим порождаются. Эти «псевдотрадиционные» или «неотрадиционные» укладные формы необходимо отличать от предшествующих капитализму действительно доколониальных местных укладов».

К этим соображениям следовало бы только добавить, что здесь понятия «докапиталистические» формы и «регресс» являются лишь данью линейному представлению о ходе исторического процесса, свойственного истмату, за рамки которого принципиально не выходит В.В.Крылов. О тех же формах А.В.Чаянов, например, говорит « некапиталистические ». Взаимодействие капитализма с общиной на периферии вряд ли можно считать и «регрессом», поскольку это именно симбиоз, позволяющий капитализму эффективно эксплуатировать периферии, а периферии — выжить в условиях огромного по масштабам изъятия из нее ресурсов. На путях буржуазной революции выйти из этого порочного круга невозможно. И если уж революция начинается (хотя бы и под знаменем либерально-буржуазной революции), она неминуемо в главном своем течении приобретает антибуржуазный характер.

Вернемся к той трактовке русской революции, которая давалась марксистами в начале века. Прусский — или американский путь? Сбылись ли эти предвидения и оправданны ли были пожелания? Нет, предвидения не сбылись. Революция свершилась, а капиталистического хозяйства как господствующего уклада не сложилось ни в одном из ее течений. Тезис о том, что революция была буржуазной, не подтвердился практикой. Сегодня более убедительной надо считать теоретическую концепцию, которая представляет русскую революцию как начало мировой волны крестьянских войн, вызванных именно сопротивлением крестьянского традиционного общества против разрушающего воздействия капитализма (против «раскрестьянивания»). В колыбели капитализма, Западной Европе, этакие «антибуржуазные» революции (типа восстания крестьян Вандеи) потерпели поражение, а на периферии — победили или оказали огромное влияние на ход истории. Это революции в России, Китае, Мексике, Индонезии, Вьетнаме и Алжире.

В развитых крестьянских цивилизациях те формы симбиоза с общиной, которые навязывались капитализмом, означали архаизацию крестьянского уклада и уже в прямом смысле регресс и разрушение. Община действительно была «стеснением». Но в то же время и капиталистическая модернизация, подобная той, что предложил Столыпин, была разрушительной и вела к пауперизации большой части крестьянства. Это была историческая ловушка, осознание которой оказывало на крестьян революционизирующее действие. Именно такое противоречие, принимающее характер порочного круга, когда любое его разрешение чревато катастрофой, и приводит к революциям. Так и получилось в России. Сама община превратилась в организатора сопротивления и борьбы. «Земля и воля!» — этот лозунг неожиданно стал знаменем русской крестьянской общины. Это оказалось полной неожиданностью и для помещиков, и для царского правительства, и даже для марксистов.

Если так, то данный Лениным в «Развитии капитализма в России» диагноз и главного противоречия, и движущей силы, и альтернативных исходов революции был ошибочным. Он делает в книге важнейший вывод: «Строй экономических отношений в «общинной» деревне отнюдь не представляет из себя особого уклада, а обыкновенный мелкобуржуазный уклад… Русское общинное крестьянство — не антагонист капитализма, а, напротив, самая глубокая и самая прочная основа его».

В рамках марксизма дать в то время иной диагноз было трудно. Взгляды же народников еще были в большой мере интуитивными и не могли конкурировать с марксизмом, который опирался на огромный опыт Запада.

Сам же Маркс представлял русскую революцию совершенно не по-марксистски. Он не только не считал ее буржуазной, но и задачу ее видел как раз в том, чтобы спасти крестьянскую общину. Он писал: «Чтобы спасти русскую общину, нужна русская революция. Впрочем, русское правительство делает все возможное, чтобы подготовить массы к такой катастрофе. Если революция произойдет в надлежащее время, если она сосредоточит все свои силы, чтобы обеспечить свободное развитие сельской общины, последняя вскоре станет элементом возрождения русского общества и элементом превосходства над странами, которые находятся под ярмом капиталистического строя». Этот тезис никак не вяжется с главными утверждениями и пафосом книги Ленина.

В дальнейшем не только сам Маркс, но даже его последователи, в наибольшей степени проникнутые евроцентризмом, признавали своеобразие революции 1905–1907 гг., ее несводимость к формуле «буржуазной революции». Даже К.Каутский пишет (в русском издании 1926 г.): «Русская революция и наша задача в ней рассматривается не как буржуазная революция в обычном смысле, не как социалистическая революция, но как совершенно особый процесс, происходящий на границах буржуазного и социалистического обществ, служа ликвидации первого, обеспечивая условия для второго и предлагая мощный толчок для общего развития центров капиталистической цивилизации».