Эрих Кемпка - Я сжег Адольфа Гитлера. Записки личного шофера

— Ты должен немедленно доставить мне 200 литров бензина!

Его требование показалось мне неудачной шуткой, и я хотел было ему объяснить, что это невозможно.

Но он почти закричал:

— Бензину! Эрих, бензину!

— Для чего тебе 200 литров бензину?

— Я не могу объяснить тебе по телефону. Пойми, я должен иметь бензин! Послушай, Эрих, я должен иметь бензин немедленно у входа в бункер, даже если бы тебе пришлось для этого перевернуть весь мир!

Я объяснил, что бензин есть только в Тиргартене, где закопаны бочки с несколькими тысячами литров горючего. Но посылать туда своих людей — значит посылать их на верную смерть. Из-за сильного огня тяжелой артиллерии туда невозможно пробраться.

Я попросил его:

— Подожди хоть до семнадцати часов, к тому времени обстрел утихнет. Уж столько-то времени можно подождать?

Но Гюнше был неумолим.

— Я не могу ждать и одного часа. Попытайся достать бензин из баков разбитых автомобилей. Сейчас же присылай своих людей с бензином к выходу из бункера фюрера и иди сюда сам!

Гюнше повесил трубку.

Большая часть машин в подземном гараже еще не сгорела, но они были разбиты и придавлены обрушившимися потолками.

Не теряя времени, я приказал своему заместителю взять несколько человек и тотчас же приступить к работе, а потом доставить к указанному месту канистры с бензином.

Сам я поспешил, пробираясь через развалины, мимо разбитых машин, к Гюнше, чтобы узнать, что же случилось.

В тот момент, когда я вошел в бункер, Гюнше выходил из рабочего кабинета Гитлера, так что мы встретились в приемной.

Его лицо изменилось до неузнаваемости. Смертельно бледный, он уставился на меня.

— Ради бога, Отто, что же случилось? — вскричал я. — Ты, видимо, сошел с ума, если требуешь, чтобы я при таком обстреле доставил тебе сюда бензин и ради этого пожертвовал жизнью полдюжины своих людей!

Казалось, Гюнше не слышал моих слов, он бросился к дверям и закрыл их.

Затем он повернулся, посмотрел на меня широко раскрытыми глазами и сказал:

— Шеф умер!

Меня как будто ударили обухом по голове…

Я испуганно спросил:

— Как это могло случиться? Ведь только вчера я говорил с ним! Он был здоров и полон сил!

Гюнше был настолько потрясен, что не нашел слов для ответа. Он только поднял правую руку, имитируя выстрел в рот.

— А где же Ева? — спросил я, глубоко потрясенный.

Гюнше показал рукой на закрытую дверь кабинета шефа:

— Она с ним.

Лишь постепенно я узнал, как все произошло.

Шеф застрелился в своем рабочем кабинете из револьвера выстрелом в рот и упал головой на стол.

Ева Гитлер сидела, прислонившись к спинке дивана рядом с ним. Она отравилась. Однако и у нее в руке был наготове револьвер. Правая рука ее повисла, револьвер лежал на полу рядом.

— Борман, Лингэ и я слышали выстрел и бросились в комнату. Доктор Штумпфеггер пришел для осмотра. Позвали Геббельса и Аксмана…

Это известие ошеломило меня.

— Кто у него сейчас?

— Геббельс, Борман, Лингэ и еще доктор Штумпфеггер — он констатировал их смерть. Аксман уже ушел.

В этот момент один из моих людей вошел в приемную и доложил, что к бункеру доставлено 160-180 литров бензина.

Я отослал его обратно. В этот момент дверь в комнату Гитлера открылась.

— Бензин! Где бензин? — закричал с отчаянием личный ординарец Гитлера Лингэ. Я ответил:

— Бензин приготовлен!

Лингэ бросился обратно в комнату. Через несколько секунд дверь снова открылась.

Доктор Штумпфеггер и Лингэ несли завернутый в темное солдатское одеяло труп Адольфа Гитлера. Лицо шефа было закрыто до самой переносицы. Сквозь сильно поседевшие волосы белел мертвенно бледный лоб; левая рука выскользнула из одеяла и свисала вниз.

Следом Мартин Борман нес Еву Гитлер. Она лежала у него на руках в легком черном платье. Ее голова с белокурыми локонами откинулась назад. Эта картина потрясла меня еще больше, чем вид моего мертвого шефа. Ева ненавидела Бормана. Она претерпела от него много обид. Его интриги в борьбе за власть давно были известны ей. И вот теперь ее, мертвую, нес к последнему пристанищу ее величайший враг. Нет, ни одного момента не должна она оставаться на руках у Мартина Бормана!

Я сказал Гюнше:

— Помоги нести шефа, а я возьму Еву. — Я подошел к Борману и молча взял труп Евы у него из рук.

Ее левый бок был влажен. Я подумал, что она тоже застрелилась. (Позднее Гюнше сказал мне, что, когда шеф упал головой на стол, опрокинулась ваза, и вода пролилась на Еву.)

Я не учел, что к выходу из бункера надо подняться на 20 ступенек. Силы отказали мне, и я должен был остановиться. На помощь мне пришел Гюнше. Мы вместе вынесли труп Евы Гитлер.

Было 2 часа дня. Территория имперской канцелярии находилась под сильным обстрелом. В непосредственной близости рвались снаряды. Бесчисленные фонтаны земли поднимались вверх. В воздухе стояла цементная пыль.

Доктор Штумпфеггер и Лингэ быстро положили на землю труп шефа, примерно в трех метрах справа от входа в бункер. Рядом стояла большая бетономешалка, которую в свое время привезли для того, чтобы усилить бетонное перекрытие бункера фюрера еще на метр.

Гитлер лежал, завернутый в одеяло, ногами к бункеру. Длинные черные брюки задрались вверх. Правая ступня, как и при жизни, была повернута внутрь. Я часто замечал, что он держал так ногу, когда, усталый, сидел рядом со мной в машине.

Гюнше и я положили Еву Гитлер рядом с мужем. В спешке мы положили ее труп под углом к трупу Адопьфа Гитлера.

Вокруг нас рвались русские снаряды; казалось, будто в этот момент интенсивность обстрела имперской канцелярии и бункера фюрера удвоилась.

Я бросился назад в бункер, чтобы отдышаться и переждать, пока артиллерийский огонь утихнет. Потом я схватил бак с бензином, выбежал из бункера, поставил его рядом с трупами и быстро успел поправить правую руку Гитлера, пододвинув ее ближе к телу. Его волосы развивались на ветру.

Я сорвал пробку с бака. Снаряды рвались совсем рядом. Пыль и грязь покрыли нас. Вокруг свистели осколки. Спасаясь от обстрела, мы снова бросились в бункер.

Нервное напряжение достигло предела. Мы нетерпеливо ждали момента, когда разрывы снарядов станут реже и появится возможность облить трупы бензином.

Низко пригибаясь, я снова выбегаю из бункера, хватаю бак с бензином. Делаю это только потому, что осознаю: это последний приказ Гитлера. Ценой огромных усилий мне удается заставить себя вылить бензин на трупы.

Меня охватывает дрожь. Были мгновения, когда я терял самообладание. «Я не могу этого сделать!»

И все же в эти моменты чувство долга берет верх, заставляет пересилить себя. Рядом со мной Гюнше и Лингэ. Они тоже выполняют свой последний долг перед Гитлером и его женой. Ветер играл одеждой мертвых, пока она не намокла от бензина. Гюнше и Лингэ — это видно по их лицам — также испытывают внутреннюю борьбу.