Карлис Озолс - Мемуары посланника

– Я компаньонка-камеристка русской княгини Кантакузен, внучки бывшего американского президента. Княгиня играет большую роль в политике, особенно в вопросах России. У нее политический салон. Мистер Гэйд перед отъездом в Балтику был у нее, она внушала, что он прежде всего должен понять положение несчастной России, во всяком случае, меньше думать о балтийских интересах. То же самое произошло и по приезде Гэйд из Риги. Тотчас он нанес визит княгине, и она снова говорила ему о том же, что не надо поддерживать Балтийские страны, это второстепенный вопрос по сравнению с судьбой, завтрашней историей и интересами потрясенной России.

Моя собеседница, камеристка княгини Кантакузен, считала долгом предупредить меня, осветить это дело, роль княгини, ее влияние на мистера Гэйд.

– Мне, – говорила она, – как природной латышке, все это больно, и я решила рассказать вам обо всем по секрету.

Никогда больше этой женщины я не видел, разумеется, никак не могу поручиться за правду ее слов. Все же при встречах с Гэйд я осторожно намекал ему на некоторые излишние симпатии, доверчивость, недостаточную объективность. Скоро Гэйд был отозван, и на его место назначили мистера Йоунга. Свою контору он поставил на других началах, вне всяких посторонних влияний, и это должно было вселять к нему доверие латышей.

Было бы преувеличением сказать, что значение и влияние салона княгини Кантакузен были особенно значительны. Не все склонялись к ее мнению, не все и молчали об этом. Княгине Кантакузен приходилось встречать открытых оппоненток. Однажды в обществе, на каком-то чаепитии, где меня, как представителя молодой республики Латвии, познакомили с кружком дам, я не мог не понять, что большинство присутствовавших вполне разделяли точку зрения княгини, сочувствовали России. Некоторые дамы даже стали меня слегка задевать и обвинять латышей, как пособников гибели России. Тогда одна, возможно, немного экспансивная, но очень симпатичная дама вдруг спросила:

– А как велико население Латвии?

– Неполные два миллиона.

– А как велико население России?

– Больше ста пятидесяти миллионов.

– Ну, тогда я крепко жму вашу руку, как представителю молодой нации, которая победила большую Россию.

Конечно, этот голос прозвучал в маленьком обществе, но в нем чудились отголоски многих мнений, мне показалось, что столь неожиданно и просто может быть разрешен даже самый сложный вопрос. Еще раз я подумал, что в жизни, системе наших воззрений, практике, как в больших государственных делах и решениях, все может быть просто, если подведена правильная основа, верный принцип.

Мне в работе большую помощь оказал известный нью-йоркский адвокат Чандлер, член американского конгресса. Настоящий политический делец, он сумел заключить соответствующие договоры с правительствами Балтийских стран, выговорил себе определенный доход в случае признания их независимости Соединенными Штатами. Он разъезжал по Америке, занимался пропагандой в пользу Балтики, писал в газетах, агитировал в политических кругах, считался агентом Балтики и сделал для себя хорошее дело. Для себя, потому что для наших стран эти старания, разъезды, речи и статьи были едва ли нужны.

Моими ближайшими помощниками стали мой брат, живший тогда в Америке, и латыш Неуман, американский гражданин, очень способный, разносторонний человек. Студент Московского университета, он, заподозренный в политической неблагонадежности, должен был бежать в Америку, а попав в Сан-Франциско, пережил землетрясение и остался почти голым, счастливый хотя бы тем, что спас свою жизнь. Он исколесил Америку вдоль и поперек, стал исключительно сведущим, а для меня и вовсе незаменимым человеком. Я принял его сначала на службу в русскую миссию путей сообщения. Он понравился Ломоносову и был назначен представителем в Сиэтл, где у нас тогда находились громадные склады товаров, отправлявшихся в Сибирь через Тихий океан.

Вдруг стало известно, что разыскивается германский шпион по фамилии тоже Неуман. Наш Неуман знал много языков: английский, немецкий, французский, латышский и польский. Это сослужило ему плохую службу. Дело в том, что начальник почты в Сиэтле по долгу службы проверял содержание некоторых писем, адресованных в Европу, и ему оказывал в этом отношении дружеские услуги наш Неуман. Когда по совпадению фамилии на него пали подозрения, именно потому, что он знал много языков, ему пришлось много поволноваться и переживать, пока не удалось доказать, что он не заяц, а верблюд. Неуман, но не тот. Впоследствии он был принят на пороховой завод, а все подозрения с него сняты.

Большую и неоценимую услугу и помощь латвийскому правительству оказывал американский Красный Крест. И для меня лично он сделал все, что в его силах, охотно и даже по собственной инициативе рассылал телеграммы и письма в Сибирь, Японию, чтобы только найти мою семью. Вечно буду благодарен миссис Элис Фитцджеральд, тогдашней американской представительнице Красного Креста в Женеве, полковнику Роберту Олдсу, представителю американского Красного Креста в Европе, доктору Ливингстону Фэррэнду, председателю центрального комитета американского Красного Креста, его помощнику Уэллинг и многим, многим другим. Все они с исключительной заботой отнеслись ко мне, искренне сочувствовали моему горю, энергично и горячо принялись за розыски моей семьи. Наконец, я получил счастливую телеграмму из Риги: Marie et les enfants en Siberie. Atchinsk [9]. Это был незабываемый час моей жизни. Жена и дети мои были найдены. Я собрался обратно в Европу.

21 сентября 1920 года покидаю Нью-Йорк. Еду на «Аквитании». Море прекрасно. Путешествие – настоящее наслаждение. Со мной едет Джеймс Конверс, заинтересованный в образовании Балтийско-Американской пароходной линии. Проект вполне своевременный. Прежняя Русско-Американская линия завершила свое существование. В Париже к нам должен был присоединиться О. Ричардс, владелец банкирского дома «С. Б. Ричардс Нью-Йорк», который в свое время основал Русско-Американскую линию. Затем все вместе мы должны были отправиться в Латвию. План поездки был осуществлен совершенно точно, но никакой пароходной линии до сих пор нет.

На пароходе сложилась дружная компания, мистер и мисис Бенет, известный нью-йоркский адвокат, и мы все время играли в карты. Случайно на письменном столе я забыл только что купленное в Нью-Йорке прекрасное самопишущее перо, их еще называют неверным словом «вечное». Потом искал его, но не нашел, очевидно, мое невечное перо кто-то забрал, значит, такие неожиданности могут происходить даже среди пассажиров 1-го класса. Видя мое огорчение, мистер Грэй Миллер, вице-президент Tobaco produit Export Corporation, подарил мне свое перо. Надеюсь, оно станет вечным. Я был тронут этим подарком, а еще больше вниманием Грэя Миллера.