Цзюн Чан - Императрица Цыси. Наложница, изменившая судьбу Китая. 1835—1908

Седьмым братом числился великий князь Цюнь, женатый на младшей сестре Цыси, лично подстроившей их брак. Теперь ему уже исполнилось двадцать лет, причем он получил полноценное классическое образование, начав обучаться с пяти лет, и умел составлять «монументальные сочинения и выразительные фразы». Так считал великий наставник Вэн, которому предстояло заняться просвещением двух императоров, ведь его собственную ученость все называли неоспоримой. Как прилежный ученик, этот великий князь по ночам погружался в труды классиков и, по его же собственным словам, видел в рассказах своих учителей «солнечное сияние в зимнюю пору». При этом он шел по пути к знаниям, «придерживаясь проторенной тропы на краю обрыва, не смея отклониться от нее ни на шаг». Такому человеку требовался поводырь, и Цыси взяла на себя его роль.

Великий князь Цюнь чувствовал себя опустошенным из-за поражения его империи от рук западных союзников, сожжения ими Старого летнего дворца и кончины своего брата по отцу. Перед бегством императорского двора из Пекина он призывал императора не покидать столицу и умолял его позволить ему возглавить китайские войска в борьбе с захватчиками. Брат, не желавший отправлять его на верную смерть, отверг такие призывы. Опечаленный своей неудачей пылкий великий князь обвинил советников брата в неадекватной реакции на события и мечтал им отомстить. Его первого после императрицы Чжэнь Цыси посвятила в свой замысел дворцового переворота.

Проект указа, составленный Цыси, передал великому князю Цюню евнух, пользовавшийся ее полным доверием. На следующий день он вернул исправленный текст, заканчивавшийся объявлением о роспуске Совета регентов. Исправленный текст в палаты Цыси принесла ее сестра, жена великого князя Цюня, а потом его зашили в складки одежды императрицы Чжэнь. В сопроводительном письме великий князь Цюнь обещал Цыси полнейшую поддержку. Ее готовность к практическим действиям он назвал «на самом деле большой удачей для нашей страны», пообещал не покидать ее, и пусть «будь что будет».

В своем письме великий князь Цюнь сформулировал господствующие настроения среди великих князей, генералов и чиновников. Цыси знала, что ее действия будут пользоваться большой популярностью среди представителей всех слоев населения Китая. Располагая несокрушимой уверенностью и двумя печатями, названными символами монаршей власти, она ощущала, что с ее помощью великий князь Гун исполнит свой долг. Поскольку тот находился в столице, план Цыси заключался в том, чтобы присоединиться к нему раньше регентов, согласовать с ним совместные действия и задержать этих людей, как только они приедут. С этой целью великий князь Цюнь посоветовал регентам согласиться на то, чтобы малолетнего императора кратчайшим путем вернули в Пекин. Тогда ему не придется медленно двигаться с громадным ковчегом усопшего императора, который повезут главной дорогой десятки мужчин в сопровождении всего двора. Все согласились с тем, что ребенка следует освободить от тягот длительного и изматывающего путешествия.

В назначенный астрологами благоприятный день два месяца спустя после смерти императора Сяньфэна от охотничьего домика тронулась грандиозная процессия с его гробом. На пути их движения отремонтировали мосты, сровняли ухабы на дороге, расширили проезжую часть и посыпали ее желтой почвой, как требовалось при подготовке дорог для движения августейших особ. Перед тем как гроб подняли на траурную повозку, юный император встал перед ней на колени, чтобы попрощаться. Тот же самый обряд встречи покойного отца ему предстояло исполнить у ворот Запретного города через 10 дней. Половина регентов сопровождала гроб под присмотром великого князя Цюня. Вторая половина отправилась с малолетним императором, который в строгом соответствии с придворными правилами сидел в одном с императрицей Чжэнь паланкине, по случаю траура занавешенном черными шторами. Цыси находилась в другом задрапированном черным паланкине. Двигаясь на полной скорости, они покрыли расстояние до Пекина за шесть дней, то есть на четыре дня обогнали процессию с гробом императора. Сразу по прибытии в пригороды столицы Цыси попросила позвать великого князя Гуна и вручила ему указ по поводу дворцового переворота, снабженный двумя печатями: одной в начале, а второй в конце текста. Великий князь Гун теперь уже верил сам и мог убедить в этом других, что отстранение от власти регентов проводится по распоряжению нового императора.

Он предложил несколько исправлений к указу о перевороте, попросил убрать из текста его собственное имя, которое упоминалось в контексте фразы с его восхвалением за то, что он принес мир своей империи. Слова «иноземные варвары», которыми обозначались иностранцы, он заменил нейтральным словом «вайго» – «зарубежные государства». Затем великий князь занялся приготовлением предстоящего переворота.

В последний день девятого месяца 1861 года по лунному календарю, пока торжественная процессия с гробом императора Сяньфэна приближалась к столице, Цыси подожгла фитиль подготовленного ею переворота. Она приказала великому князю Гуну привести к ней его соратников и императрицу Чжэнь, а когда они прибыли, объявила им указ о смене государственного руководства. С видом трогательной печали обе вдовствующие императрицы осудили регентов за запугивание их самих и малолетнего императора. Все присутствующие изобразили великое негодование. Они еще не закончили вполне искренне возмущаться, как во дворец ворвались регенты, сопровождавшие Цыси, и закричали из коридора, что августейшие дамы нарушили основополагающее правило, пригласив на женскую половину чиновников-мужчин. Цыси, не скрывая своей крайней ярости, приказала без промедления составить и ввести в действие указ о задержании регентов на том основании, что они попытались мешать организации встречи императора со своими чиновниками. То есть речь шла о тяжком преступлении.

В изначальном виде этим указом всего лишь предусматривалось смещение регентов с их должностей. Теперь великий князь Гун, руководствуясь новым указом, отправился арестовывать неугомонных регентов, продолжавших шумно выражать свое недовольство. Те возмутились: «Писать указы поручено только нам! Ваша писанина ничего не стоит, так как нас не пригласили к ее составлению!» Однако при виде двух печатей смолкли. Вызванные великим князем стражники увели их прочь.

Располагая еще одним заверенным магическими печатями указом, великий князь Цюнь арестовал регентов, сопровождавших гроб с телом императора. Он лично пришел за Сушунем, фактически главным из них. Когда великий князь ворвался в дом, где на ночь остановился Сушунь, он обнаружил дуайена регентов, отличавшегося крупным телосложением, в постели с двумя наложницами. Сушунь взревел, «как леопард», и отказался повиноваться «постановлению об его аресте». Такое проявление открытого неповиновения императорскому указу и тот факт, что он откровенно предавался плотским утехам во время сопровождения гроба мертвого императора, послужило Цыси основанием для предания его казни. Сушуня можно назвать единственным из Совета регентов, кому было что-то известно о высоких умственных способностях Цыси, и он желал ей смерти. Однако в отсутствие каких-либо подозрений по поводу ее устремлений и способностей он поддался уговорам остальных регентов и отказался от своего плана. Когда его волокли на плаху, он рыдал от отчаяния, что не смог по достоинству оценить «эту простую бабу».