Нелли Гореславская - Валентин Распутин. Русский гений

© Н. Гореславская, 2013

© В. Чернов, 2013

© Книжный мир, 2013

В одном из своих интервью Валентин Григорьевич Распутин сказал: «Земля – последнее, что у нас еще есть… Нет ничего дороже для человека, чем земля и вода. Где бы мы ни родились и ни выросли, мы происходим из того и от того, что дает нам своя родная вода и земля. Во всем – в облике, речи, привычках и так далее. Любовь к песне, стиху, душа наша – все от нашей земли».

И сам Валентин Григорьевич – лучшее подтверждение этих слов. Он – плоть от плоти Русской земли и душа его – от земли нашей. Видимо, потому и болит она неуемной болью в каждой строчке его произведений, что связана тысячами крепчайших нитей со своей Родиной и со своим народом. «Ах, как трудно и почетно быть на Руси писателем! Настоящим. Ему всегда и всех больнее. Он от веку обречен на мучения и подвиг духа, на совесть, взыскующую добра, на вечное стремление к идеалу. И, сжигая себя в муках творчества, в борении со словом и за слово, он обречен страдать больше всех и за всех, живущих на земле», – сказал о Распутине Виктор Астафьев.

Валентин Распутин

«Литература – это летопись народа, народописание», – говорит сам писатель. Этому народописанию, летописи русского народа В. Г. Распутин посвятил всю свою жизнь. Мы глядим в его книги как в зеркало, всматриваясь в свои черты, стараясь понять, что потеряли и какими стали. «Кажется, он написал все свои книги для того, чтобы мы вгляделись в то, что было. То, что называлось русским человеком», – сказал о творчестве Распутина литературный критик Валентин Курбатов.

В 2012 году Валентину Григорьевичу исполнилось 75 лет. Сам писатель, как настоящий русский человек, скромен: «Сделано-то немного. Ведь за те годы, что я работал, можно было и в пять, и в десять раз больше сделать. Наверное, я буду еще писать прозу. Но хочется говорить покороче и главное».

Однако с момента начала его творческой деятельности прошло достаточно лет, чтобы мы могли понять, какое огромное значение его книги и даже просто его присутствие рядом с нами имеют для всех нас – для тех, кто любит Россию, кто, смеем надеяться, не попал под «увольнение», которое выписал «русским по паспорту» Валентин Григорьевич:

«Достоевский говорил: «Русский человек – православный человек». Раньше я видел тут какую-то нарочитость, позже стал относиться к этому иначе.

Особенно теперь, когда столько русских погибает с дури – не зная себя, не помня себя и не веря в себя. И может, никогда так и не побывав русскими. Ну записали им национальность, поставили печать в паспорте. А кроме этого они ведь ничем себя не показали русскими людьми.

Сейчас пришло время показывать лучшие качества русского человека: умение работать, умение постоять за себя, понимать, что происходит в стране, и защитить, когда потребуется, свою Родину. Это первые качества русских. Если они ими не обладают – я все-таки увольняю таких людей.

Нам нельзя жить с закрытыми глазами. Русские должны хорошо понимать, какая сила выступает сейчас против России во всем мире и что можно ожидать от своих «друзей», которые могут оказаться опаснее врагов.»

Сейчас, когда наш общий корабль – Русская земля – находится «в плачевном состоянье», остается только сокрушаться, что

И один из устоявших в качке всеобщего разброда и шатания двух последних десятилетий – Валентин Григорьевич Распутин. Он из тех людей, которые, по словам А. И. Солженицына, произвели на рубеже 70-х годов XX века «беззвучный переворот без мятежа, без тени диссидентского вызова»:

«Ничего не свергая и не взрывая декларативно, большая группа писателей стала писать так, как если б никакого «соцреализма» не было объявлено и диктовано, – нейтрализуя его немо, стала писать в простоте, без какого-либо угождения, каждения советскому режиму, как позабыв о нём… Первый средь них – Валентин Распутин».

15 марта 1937 года в семье молодого работника райпотребсоюза из районного поселка Усть-Уда, расположенного на берегу Ангары на полпути между Иркутском и Братском, родился сын. Валентин Григорьевич Распутин рассказывал:

«Родился я в трехстах километрах от Иркутска, в Усть-Уде, что на Ангаре. Так что я – коренной сибиряк, или, как у нас говорят, тутошний. Отец мой крестьянствовал, работал в леспромхозе, служил и воевал… Словом, был как все. Мать работала, была домохозяйкой, едва-едва управлялась с делами и семьей, – ей забот, сколько помню, всегда хватало» («Вопросы литературы», 1976, № 9).

Вскоре семья переехала в деревню Аталанку. Отец [1]заведовал почтовым отделением, мать [2]работала в сберкассе. Это место навсегда осталось в памяти писателя, поселилось в его сердце и стало прообразом многих и многих сибирских сел, появлявшихся на страницах его произведений – «Прощание с Матёрой», «Последний срок», «Живи и помни» – иногда почти под своим собственным именем: Атановка.

Мощь и простор сибирской природы, потрясающее чувство восторга, вызванное ею, стали той материковой плитой, на которой наросла почва распутинской прозы, столь поражающая нас и своими проникновенными описаниями и Сибири – тайги, Ангары и, конечно, Байкала, – и людей, ее населяющих, прототипами которых стали жители Аталанки и других сибирских сел.

Река, прообразом которой была Ангара, и как символ, и как реальный географический объект, стала для В. Распутина главным атрибутом его произведений. «Я верю, что и в моем писательском деле она сыграла не последнюю роль: когда-то в неотмеченную минуту вышел я к Ангаре и обомлел – и от вошедшей в меня красоты обомлел, а также от явившегося из нее сознательного и материального чувства Родины», – вспоминал он.

Односельчане, окружавшие писателя в детстве, сыграли не меньшую, чем природа, роль в формировании мировоззрения Распутина, его убеждений, взглядов, характера.

О том, что за «среда» окружала ребенка и воздействовала на его душу, свидетельствует такой эпизод, о котором рассказывает сам Распутин: «Отец работал начальником почты, случилась недостача. Он ехал на пароходе, чтобы платить какие-то переводы, пенсии и т. д. Выпил, видимо, прилично выпил, у него срезали сумку, где лежали деньги. Деньги небольшие, но тогда за эти небольшие деньги давали большие сроки. Отца забрали, а у нас дома – опись имущества. Какое имущество после войны? Лавки-табуретки. Но и это подлежало описанию и конфискации. Вся деревня унесла по своим избам всё, что у нас было, когда приехали описывать, описывать было совершенно нечего. Они что-то там написали и уехали. Потом деревня принесла нам даже больше, чем взяла. Вот какие были отношения. Выживали вместе, иначе не выжить было».