Евгений Нестеренко - Размышления о профессии

Только при условии нормального строя по эталонному ля 1, равному 435 кол./сек, артисты могут успешно творить, поэтому его введение будет благодеянием для искусства, особенно вокального, с чем (я уверен) согласятся все мои товарищи по пению».

В педагогической практике завышенный камертон так же не приносит добрых услуг. «Школы пения» Гарсиа, Ламперти, Панофки, Глинки, Варламова, Прянишникова обобщили опыт по постановке голоса при камертоне, не превышающем ля 1435. Рекомендации же их, перенесенные на более высокий строй (ля 1440 и выше), теряют свой практический смысл, так как образуется противоречие между тесситурными возможностями голосов и тесситурой оперной литературы, созданной с учетом тесситурных возможностей при высоте камертона 435 кол./сек.

За последние годы фирма «Мелодия» выпустила много записей выдающихся певцов прошлого — как русских, так и итальянских. Этот материал представляет огромный интерес, так как позволяет судить о той вокальной технологии, которой пользовались выдающиеся мастера. Но, к великому огорчению, современные певцы не могут воспользоваться технологическими достижениями, зафиксированными в этих записях, так как изменившиеся тесситурные условия заставляют искать другие технологические пути, чтобы справиться с завышенной тесситурой и взять все предельные ноты.

Художественное руководство Большого театра озабочено укомплектованием оперной труппы певцов, особенно на драматический репертуар. Поиск их встречает затруднения. Думается, что трудности в подготовке вокальных кадров для оперных театров заключаются в том же завышенном камертоне, который является серьезным препятствием для нормального развития молодых голосов. Теперь становится распространенным явление, когда баритон с крупным звуком предпочитает стать басом-кантанте, а драматический тенор — баритоном. Но случаются и обратные явления, причиной которых также является завышенный камертон; нередко басы и баритоны, чтобы справляться с высокой тесситурой, вынуждены облегчать звучание голоса, теряя при этом необходимую данному голосу технологию и тембр. На этом пути певца всегда ждет крах, потеря голоса неизбежна.

В этом пятилетии Большому театру предстоит поставить ряд опер классического репертуара: «Дон Жуан», «Отелло», «Трубадур», «Руслан и Людмила», «Русалка». Художественный успех таких опер решает индивидуальное вокальное и актерское мастерство артистов. Поэтому сейчас вопрос высоты оркестрового строя встает со всей остротой. Чтобы добиться высокого вокально-технического уровня исполнения этих опер, нужно приблизить те музыкальные условия, которые соответствовали времени создания данных произведений. Это значит, что необходимо вернуть оркестровый строй к величине, возможно более близкой 435 кол./сек, что послужит замечательным примером для всех театров Советского Союза. Выиграют от этого и учебные заведения, получив наконец нормальные музыкальные условия для подготовки полноценных вокальных кадров.

Такова вкратце история камертона в опере. Она подтверждает необходимость серьезно, на высоком уровне поставить вопрос о возвращении в Большом театре нормального строя ля 1435 кол./сек, который, несомненно, улучшит положение в современном оперном исполнительстве.

Я горжусь тем, что на склоне лет своих иду в ногу с молодым поколением, понимаю его, люблю его и жажду расти вместе с ним и еще жить долго, а главное, работать, работать и учиться, чтобы принести как можно больше пользы моей любимой Родине. За много лет моей педагогической работы я научилась многому, приобрела большой методический опыт тщательным исканием и исследованием работы других педагогов, стараясь позаимствовать у каждого, даже самого молодого педагога метод, хотя бы небольшой, обобщая все это и тем самым укрепляя свои знания. Я никогда не боялась и не боюсь критики или совета другого педагога, даже спора, так как «в споре рождается истина».

Прежде всего несколько слов о моем детстве. Родилась я в 1885 году в Риге в семье сына николаевского солдата (в городе Елгава есть улица имени моего отца — Матвеевская). Отец окончил реальное училище, начал с работы конторщика, дошел до положения главного бухгалтера и заведующего финансовой частью большого акционерного общества «Этна» в Риге. Мать — дочь рабочего, неграмотная женщина. Мне родители дали все, что они в то время были в силах дать. С пяти лет я начала писать и читать. С шести — отец учил меня читать и писать по-немецки. Одновременно я стала изучать французский язык — ко мне ходила учительница-француженка. Отец купил мне рояль, и я начала учиться игре на фортепиано. С семи лет ко мне стала ходить учительница, которая готовила меня в гимназию. Я была занята весь день, вставала и ложилась спать в определенное время. День был четко организован.

Все детство свое, начиная с трех лет, я постоянно пела, знала много песен. Отец очень любил музыку — играл на трубе, пел в церкви, был членом хорового общества «Баян». Я аккомпанировала себе и пела с отцом дуэты. Отец был очень строг и требователен к себе и ко мне, но бесконечно любил меня, развивал во мне самостоятельное мышление, укреплял волю, сознание долга, трудолюбие и дисциплину. Благодаря этому я выработала в себе большую силу воли и упорство в труде.

Восьми лет я поступила в гимназию. Училась хорошо, правда, за исключением математики, по которой получала посредственные отметки. Девяти лет поступила в музыкальную школу по классу рояля, где проходила также теорию музыки и сольфеджио. Вскоре стала выступать в концертах.

Неожиданно для меня учитель хорового пения в гимназии выделил меня в солистки, и я начала мои певческие выступления на гимназических вечерах. Меня очень хвалили за красивый голос и музыкальность. Тем временем в Риге основалось новое любительское музыкальное общество «Лада». Отец перешел в него и взял меня с собой — мне было уже двенадцать лет. Там меня стали выпускать на более ответственные концерты как певицу.

Когда мне исполнилось пятнадцать лет, моя преподавательница французского языка покинула меня, найдя, что я в совершенстве владею языком. Мне было больно расставаться с ней — хорошим человеком и культурной учительницей. В это же время я окончила музыкальную школу по классу рояля, получив хорошие рецензии.

Я захотела учиться петь. Меня прослушала педагог музыкальной школы фрау Лозе и приняла к себе в класс. Конечно, было слишком рано учиться петь (заниматься постановкой голоса можно только с шестнадцати-семнадцати лет, а мне было всего пятнадцать, но ввиду того, что я была вполне сложившаяся девушка, мне в виде исключения разрешили заниматься пением).