Александр Лацис - Почему плакал Пушкин?

– Скажи мне правду, может, сзади моего мундира есть что-нибудь подавшее повод к насмешкам? Потому как я видел, что ты с двумя своими приятелями надо мной надсмехался.

Киселев заявил, что не выйдет из кабинета до тех пор, пока император не убедится в несправедливости своего предположения.

– Пошлите за остальными, и пусть они вашему величеству расскажут, о чем мы смеялись.

После долгих стараний Киселев успел убедить в своей невиновности глуховатого и оттого все более подозрительного императора…

«Ханжа» в зашифрованном четверостишии, как внятно и верно подсказывал Д. Н. Соколов, тот же самый, что и «ханжа» в послании к Гнедичу. Истинная мысль Соколова ясна. Продолжим его сообщение и доскажем то, что невозможно было провести в печать в дни монархического юбилея 1913 года.

Если «ханжа» – Александр, то нетрудно понять, о чем речь в строке «ханжа запрется в монастырь».

Император неоднократно делился своим намерением отречься от престола, стать простым помещиком и сажать цветы, либо уйти в монашескую обитель .

Эти разговоры оставались разговорами.

Вернемся к другой строке – «авось, аренды забывая…» Наиболее сложным для восприятия является слово «аренда». Оно кажется знакомым, известным в значении взять в аренду, сдать в аренду, арендовать.

Все эти значения необходимо откинуть, благо из-за них не удается уловить смысла.

В начале XIX века слово это было одним из самых важных.

Арендой называлась денежная награда , даруемая царем. Иногда единовременная, но чаще повторяемая ежегодно, обычно в течение двенадцати лет. Дарование аренды в десять тысяч рублей, как нетрудно посчитать, составит в конечном счете сто двадцать тысяч.

Теперь, когда вы уже немного знаете «правила игры», перечитайте снова письмо неизвестного лица. Вам станет многое понятней. Речь, видимо, идет о возвращении не врученной в свое время разовой аренды.

Повторяю совет: почаще перечитывайте загадочное письмо.

Ведь чуть ли не после каждой главы нашей повести у вас изменится впечатление, сдвинется угол зрения.

Что такое аренда, мы уяснили. Но что означает «авось, аренды забывая…» ? [4]

Упоминавшийся выше Михайловский-Данилевский, впоследствии небезызвестный военный историк, вставил в свой дневник такую запись об Александре I:

«Перестали доверять его ласкам, если он кому-либо их оказывает, и простонародное слово “надувать” сделалось при дворе общим; может быть, оно не для всех будет понятно, но кто хорошо знает нашу эпоху, согласится, что оно и есть лучшая характеристика оной».

Судя по резкости выражений, приходится предположить, что запись либо внесена позднее, либо задним числом «заострена». Всего можно ожидать от двуличного официозного историка, которого остроумец князь Меншиков прозвал «придворным баснописцем».

Но не по слогу, а по содержанию как раз данная запись представляется достоверной. И потому позволительно сделать вывод: строка «авось, аренды забывая…» была написана Пушкиным с обычной для него ясностью.

Не сомневаюсь, что он знал положение дел в царствование Александра I не только в общих чертах.

От кого он мог слыхать историю о денежной награде, которая была обещана, но не была вручена? От самого генерала Киселева? Скорее от его адъютанта Ивана Бурцова.

В 1814–1817 годах вместе с Вольховским, первым учеником Лицея в Царском Селе, и вместе с Иваном Пущиным офицер лейб-гвардии Бурцов принимал участие в вольнодумной «Священной артели». В это время он знакомится с Пушкиным. В годы южной ссылки поэта Иван Бурцов служит во 2-й армии, он – один из адъютантов генерала Киселева.

В бумагах Киселева сохранилось письменное объяснение, затребованное им от Бурцова в связи с запросом Александра I, – верен ли слух об участии Бурцова в некоем тайном обществе. Бурцов заверяет, что весьма чтит особу государя.

И тут же рядом лежит отпечатанное в типографии «Описание Высочайшаго Государя Императора пребывания во 2-й армии в 1823 году». Эта придворная хроника, составленная в штабе Киселева Бурцовым, содержит до крайности, до нелепости преувеличенную лесть, подобострастие, явно комическое.

После подробного описания места ночлега – императорского шатра – говорится:

«…Протечет много времени, и потомство будет посещать тот холм, который был осенен шатром Александра!»

«…На другой день до 9-ти часов все было покойно. В сие время Государь, выйдя из палатки, изволил неоднократно обращать взор на прелестные окрестности, отдавая оным полную похвалу».

«…Предположено было… угостить Его Величество обеденным столом посреди всей армии.

Мысль сия была приведена в исполнение самым блистательнейшим образом… Минуты сии представлялись истинно великими и почти небывалыми в новейшем существовании народов. Кто назовет сей случай, где бы целая армия угощена была обедом пред глазами своего царя? Дело сие принадлежит совершенно древности и великостию своею приводит каждого в удивление».

Нам сдается, что Александр I сей документ читать не стал. Только этим можно объяснить, что после представления шутейного отчета государь… наградил Бурцова орденом.

Вообразите, как бы хохотал Пушкин, читая озорное подражание слогу придворных льстецов.

А он, возможно, читал. Если не тогда же, допустим, в ноябре 1823 года в Одессе, то в 1829 году, когда вновь встретился с Бурцовым и с Вольховским на Кавказе.

Сейчас, в мае 1846 года, не вопросы слога и стиля занимали Киселева. В этом «Описании…» содержались нужные ему сведения.

Итак, Тульчин, вернее, его окрестности, маневры, октябрь 1823 года. Шатер государя замыкает собою вершину треугольника. По левую сторону семь палаточных домиков. По правую сторону еще семь домиков, там свита государя.

Свитские генералы Ожаровский, Чернышев, Воронцов, Раевский завидовать Киселеву не имели причин. Впрочем, Александр Иванович Чернышев терпеть не мог Киселева безо всякой видимой причины.

За каждой генеральской палаткой – две адъютантские. Фамилии адъютантов в «Описании…» не приведены. Может, напрасно на эти палатки не оглянулись позднейшие следопыты, то есть историки? А что, если чей-то адъютант, полковник? Вот кого обошел и в службе, и в чинах молодой генерал Киселев. Вот кому еле кивнул с высоты своего немалого роста. (Рост был метр девяносто. Отсюда прозвище, данное одним из племянников: Дядя-пьедестал.)

Тем временем Киселев пришел к выводу: не столь важно, какие генералы и какие адъютанты находились в составе свиты государя в октябре 1823 года, поскольку первую палатку свиты уже занимает генерал Дибич.

Иначе говоря, там нет Петра Михайловича Волконского.