Владимир Ленин (Ульянов) - Полное собрание сочинений. Том 16. Июнь 1907 — март 1908

Между этим правым крестьянином и российским либералом целая пропасть. Первый – на словах предан старой власти, на деле добивается земли, борется с помещиками и не согласится платить кадетских размеров выкуп. Второй на словах борется за народную свободу, на деле – устраивает второе закабаление крестьян помещикам и старой власти. Второй может двигаться только вправо, от I Думы до второй, от II до III. Первый, разочаровавшись в том, что землю ему «отдадут», пойдет в другую сторону. Нам больше по дороге окажется, пожалуй, с «правым» крестьянином, чем с «либеральным», «демократическим» кадетом…

Вот крестьянин Шиманский (Минской губ.). «Я пришел сюда защищать веру, царя и отечество и требовать земли… конечно, не грабежом, а мирным путем, по справедливой оценке… Поэтому я от всех крестьян предлагаю членам Думы, помещикам, чтобы они вышли на эту кафедру и сказали, что они желают уступить крестьянам по справедливой оценке землю, и тогда наши крестьяне их, конечно, поблагодарят, да я думаю, что и царь-батюшка поблагодарит. Тех же помещиков, которые не согласятся так, я предлагаю Государственной думе обложить их земли прогрессивными налогами, несомненно, со временем они нам тоже уступят, потому что познают, что большой кусок горло дерет» (1617).

Этот правый крестьянин разумеет под принудительным отчуждением и под справедливой оценкой совсем не то, что имеют в виду кадеты. Кадеты обманывают не только левых крестьян, но и правых. Как отнеслись бы правые крестьяне к кадетским планам составления земельных комитетов (по-кутлеровски или по-чупровски: см. т. II «Аграрного вопроса»), если бы они ознакомились с ними, видно из следующего предложения крестьянина Мельника (октябрист; Минской губ.). «Я считаю долгом, – говорил он, – чтобы в количестве 60 % попали в комиссию (аграрную) крестьяне, практически знающие нужду (!) и знакомые с положением крестьянского сословия, а не те крестьяне, которые, может быть, носят только звание крестьян. Это вопрос благосостояния крестьян и вообще бедного народа, а никакого политического значения в нем нет. Надо выбрать тех людей, которые могут решить на благо народа этот вопрос практически, а не политически» (1285). Далеко влево пойдут эти правые крестьяне, когда контрреволюция покажет им политическое значение «вопросов благосостояния бедного народа»!

Чтобы показать, как бесконечно далеки друг от друга представители монархического крестьянства и представители монархической буржуазии, приведу выдержки из речи «прогрессиста» свящ. Тихвинского, говорившего местами от имени Крестьянского союза и Трудовой группы. «Наше крестьянство в массе царелюбиво, – говорил он. – Как бы я хотел быть шапкой-невидимкой и ковром-самолетом, лететь к подножию трона и сказать, засвидетельствовать: государь, первый твой враг, первый враг народа, это – безответственное министерство… Крестьянство трудовое требует только, чтобы строго был проведен принцип: «вся земля – всему народу…» (по вопросу о выкупе:)… «Не бойтесь, господа правые, положитесь на наш народ, не обездолит он вас. ( Голоса справа : «спасибо! спасибо!».) Теперь я обращусь к словам докладчика от партии народной свободы. Он говорит, что программа партии народной свободы недалека от программы крестьянства и Трудовой группы. Нет, господа, далека эта программа. Мы слышали от докладчика: «положим, наш проект и менее справедлив, но он более практичен». Господа, справедливостью жертвуют в пользу практических соображений!» (789).

По своему политическому миросозерцанию этот депутат стоит на уровне кадета. Но какая разница между его деревенской наивностью и «дельцами» адвокатуры, чиновничества, либеральной журналистики!

Беспартийные крестьяне представляют особый интерес, как выразители мнений наименее сознательной и наименее организованной деревенской массы. Мы приведем поэтому выдержки из речей всех беспартийных крестьян [121], тем более, что их не много: Сахно, Семенов, Мороз, Афанасьев.

«Господа народные представители, – говорил Сахно (Киевской губ.), – трудно крестьянским депутатам всходить на эту трибуну и возражать господам богатым помещикам. В настоящее время крестьяне живут очень бедно оттого, что у них нет земли… Крестьянин терпит от помещиков, страдает, так как помещик ужасно притесняет его… Почему помещику можно держать много земли, а на долю крестьян остается только одно царствие небесное?.. Итак, гг. народные представители, когда меня посылали сюда крестьяне, они наказывали мне, чтобы я отстаивал их нужды, чтобы им была дана земля и воля, чтобы все казенные, кабинетские, удельные, частновладельческие и монастырские земли были принудительно отчуждены безвозмездно… Знайте, господа народные представители, голодный человек не может сидеть спокойно, если он видит, что, несмотря на его горе, власть на стороне господ помещиков. Он не может не желать земли, хотя бы это было и противозаконно; его нужда заставляет. Голодный человек готов на все, потому что его нужда заставляет ни с чем не считаться, так как он голоден и беден» (1482–1486).

Так же бесхитростна и так же сильна по своей простоте речь беспартийного крестьянина Семенова (Подольской губ., депутат от крестьян):

«…Горькая беда заключается именно в тех интересах крестьян, которые страждут целый век без земли. Двести лет они ждут, не упадет ли с неба для них добро, но оно не падает. Добро находится у господ крупных землевладельцев, которые с нашими дедами и отцами достали эту землю, между тем как земля есть божья, а не помещичья… Я прекрасно понимаю, что земля принадлежит всему трудовому народу, который на ней трудится… Депутат Пуришкевич говорит: «Революция, караул», что такое? Да если у них землю отнять принудительным отчуждением, то они будут революцией, а не мы, мы все будем борцами, любезными людьми… А что у нас есть 150 десятин, как у священника? а в монастырях? а в церквах? на что она им? Нет, господа, довольно собирать сокровища да хранить по карманам, надо жить по существу. Страна разберется, господа, я понимаю все прекрасно, мы честные граждане, мы политикой не занимаемся, как говорил один из предшествовавших ораторов… Они (помещики) только ходят да пузо себе понажирали с нашей крови, с наших соков. Мы вспомним, мы их не будем так обижать, мы и им земли дадим. Если посчитать, то у нас придется на каждый двор 16 десятин, а гг. крупным землевладельцам еще останется по 50 десятин… Тысячи, миллионы народа страдают, а господа пиршествуют… А как военная служба, мы знаем: захворал – «у него земля есть на родине». Да где же его родина? Да родины совсем нет. Родина есть только, что он по спискам стоит, где он родился, и записано, какой он религии, а земли у него нет. Теперь я говорю: меня народ просил, чтобы церковные, монастырские, казенные, удельные и принудительно отчужденные помещичьи земли передать в руки трудового народа, который на ней будет трудиться; и на места передать: там они разберутся. Я вам скажу, что народ меня послал, чтобы требовать земли и воли и полной гражданской свободы; и мы будем жить и не будем показывать, что те барины, а те крестьяне, а будем все люди и будем каждый на своем месте барином» (1930–1934).