Владимир Ленин (Ульянов) - Полное собрание сочинений. Том 19. Июнь 1909 — октябрь 1910

Почему впервые, – спрашивали критики этого пункта на пленуме. Если потому, что всякий шаг развития страны дает нечто новое, более высокое и в уровне техники и в определенности классовой борьбы и т. п., тогда перед нами опять банальность. Тогда всякий момент всегда и безусловно дает нечто такое, что является впервые по сравнению с прошлым моментом. Но мы переживаем определенный момент, момент контрреволюционного упадка, момент громадного понижения энергии масс и социал-демократического рабочего движения после революционного подъема. И если такой момент характеризуется, как дающий впервые пролетариату возможность применять сознательно и т. д. метод международной социал-демократии, то эти слова неминуемо поведут к толкованию ликвидаторскому, к чисто либеральному превознесению третье-думского, якобы мирного и якобы законного периода над периодом бури и натиска, над периодом революции, когда борьба пролетариата шла в непосредственно революционных формах и либералы ругали ее «безумием стихии».

Чтобы обратить особое внимание на эту опасность ликвидаторского толкования архинеясного пункта, я внес целый ряд письменных заявлений на этом заседании пленума, подчеркивая ряд мест из речей ораторов. Вот два моих заявления:

1) «По требованию Ленина заносится в протокол из слов тов. Т. (польского с.-д.): «совершенно ложно толкование, что здесь принижение тактики революции по сравнению с контрреволюцией».

2) «По требованию Ленина заносится в протокол восклицание т. Мартова («правильно!») к словам И. (большевика, защищавшего этот пункт), что спорные слова не принижают, а возвышают значение революции и ее методов по сравнению с контрреволюционными».

Оба заявления констатируют, что поляк и большевик, при согласии Мартова, категорически отрекались от самомалейшей допустимости ликвидаторского толкования этого пункта. В намерения этих двух товарищей вовсе такое толкование, разумеется, не входило.

Но давно уже известно, что применению подлежит закон, а не мотивы закона, не намерения законодателя. Значение данного пункта в агитации и пропаганде определится не благими намерениями тех или других из его авторов, не их заявлениями на пленуме, а объективным соотношением сил и направлений внутри русской части с.-д. (нерусские социал-демократы едва ли обратят особое внимание на этот неясный пункт).

Поэтому я с особым интересом ждал, как будут теперь толковать этот пункт в печати, предпочитая не торопиться с выражением своего мнения, предпочитая сначала выслушать отзывы не бывших на пленуме социал-демократов или отзывы голосовцев.

Первый же номер «Голоса» после пленума дал вполне достаточный материал к оценке нашего спора о том, как будут толковать этот пункт.

В редакционной статье «Голоса» об итогах пленума читаем:

«Совершенно немыслимо и нелепо было бы, конечно, предположить, что ЦК этими словами» («впервые» и т. д.) «хотел выразить косвенное осуждение нашей прошлой тактике, поскольку она была приспособлена к революционной обстановке» (курсив автора; № 19–20, стр. 18).

Очень хорошо! Автор объявляет ликвидаторское толкование немыслимым и нелепым. Однако, читая дальше, мы в том же самом абзаце встречаем следующее утверждение:

«Этими словами официально признана сравнительная отсталость нашей политической жизни в прошлом вопреки революционным формам, в которых она проявлялась, что, кстати говоря, было одной из главных причин поражения революции; этими словами официально признана чрезмерная элементарность нашей прошлой тактики, на которую ее обрекали отсталые общественные отношения; этими словами, наконец, официально признано, что, какова бы ни была политическая ситуация в будущем, всякая попытка вернуться к диктатуре замкнутых подпольных кружков в движении со всей связанной с этим политикой была бы решительным шагом назад».

Не правда ли, хорошо?

Не знаешь, с чего начать в разборе этого богатства «перлов».

Начну с троекратной ссылки на «официальное признание». Сколько насмешек сыпалось из того же «Голоса» на всякое официальное признание той или иной резолюцией оценки прошлого, оценки революции, оценки роли буржуазных партий и т. д.! Вот вам образчик искренности криков против «официальности»: когда голосовцам не нравится ясное решение партии, они подсмеиваются над претензиями «официально» решать сложные-де научные вопросы и т. д. и т. п. – как «Sozialistische Monatshefte» смеются над дрезденской резолюцией против оппортунистов или как бельгийские министериалисты в наши дни смеются над амстердамской резолюцией {107}. Но зато, как только голосовцу показалось, что есть лазейка ликвидаторству, он трижды клянется и божится, что это «признано официально».

А когда голосовец клянется и божится, знайте, что он… уклоняется от истины. Говорить об «официальном признании» его толкования со стороны автора статьи тем более неумно, что спорность толкования этого пункта специально была предметом дебатов в ЦК, причем из официально занесенных в протокол – да, да! вот уже действительно «официально»! – заявлений, проведших эти слова поляка и большевика, явствует, что они толкования «Голоса» никогда не признают правильным. Осрамился только наш автор с криками об официальном признании.

Слово «впервые» признает «сравнительную отсталость прошлого» – это еще куда ни шло, хотя ниоткуда не видно, почему это надо отнести именно к политической жизни, а не к другим сторонам общественного развития; но добавлять: «вопреки революционным формам» – значит высовывать слишком неосторожно ослиное ухо веховца. Можно биться об заклад, что из сотни либералов не менее 90, прочитав это место, облобызают голосовцев, а из сотни рабочих не менее 90 отвернутся от оппортунистов. А «кстати» добавление о «причинах поражения революции» выдает участников ликвидаторского пятитомника головой: им хочется протащить свои либеральные взгляды на роль пролетариата в революции под прикрытием неясной резолюции. Поэтому они говорят об «элементарности» и даже – это заметьте! – о чрезмерной элементарности «нашей прошлой тактики». «Чрезмерная» элементарность тактики, – это, видите ли, вытекает из слова ««впервые» применять сознательно, планомерно и последовательно (в массовой партии) метод международной социал-демократии» [41]. Тактика эпохи открытой борьбы, эпохи сравнительной свободы печати, массовых союзов, выборов при участии революционных партий, всеобщего возбуждения населения, быстрых колебаний в политике правительства, эпохи некоторых крупных побед над правительством – эта тактика была чрезмерно элементарной, очевидно, по сравнению с неэлементарной тактикой 1909–1910 годов! Какой запас отреченства, какую мизерность социал-демократического понимания событий надо иметь, чтобы делать подобные толкования!