Вадим Парсамов - Декабристы и русское общество 1814–1825 гг.

Расхождения между Пестелем и Муравьевым ознаменовали начало нового этапа декабристского движения, для которого характерна замена идей римского тираноборчества идеей европейских военных революций. При этом замыслы цареубийства как такового не исчезают совсем, они лишь теряют свою книжную привлекательность. Теперь на первый план в аттентате выдвигается фигура жертвы – того, кто должен быть умерщвлен, а тот, кто совершает убийство, должен остаться в тени. Отныне члены Тайного общества не сами вызываются на цареубийство, а вербуют тех, кто мог бы это совершить. Как правило, поиск ведется либо среди периферии декабристских организаций, либо за их пределами. Так родился пестелевский замысел «обреченного отряда». Его характеризует полное отсутствие каких-либо внешних атрибутов. Группа из двенадцати человек, не состоящих в Тайном обществе, должна истребить всю царскую семью, включая женщин и детей, после чего общество должно казнить убийц «и объявить, что оно мстит за императорскую фамилию». И хотя подбор этой группы и руководство ею поручалось кому-то из членов Тайного общества, в саму группу должны были войти люди, обладающие качествами наемных убийц. При этом нельзя не заметить, что если в Брутах Тайное общество не испытывало недостатка, то желающих вступить в «обреченный отряд» не было. А. П. Барятинский, на которого, возможно, была возложена обязанность найти цареубийц, велел передать Пестелю, «что все свицкие офицеры пылают ревностью к цели общества; но сие не означало, чтобы можно было составить из них шайку убийц». А М. П. Бестужев-Рюмин предлагал «для нанесения удара Государю <���…> употребить разжалованных в солдаты». Убийство одного царя теперь уже казалось полумерой. Пестель обдумывал замысел истребления всей царской фамилии, чтобы, как он выражался, «иметь чистый дом». Цареубийство с авансцены Истории переместилось за кулисы политиканства. Именно это отпугивало от него многих вчерашних Брутов. Характерно скептическое замечание Пестеля о С. И. Муравьеве-Апостоле: «Он слишком чист».

Отказ Никиты Муравьева от цареубийства связан с началом его работы над Конституцией. Идея законности очень плохо вяжется с идеей убийства вообще, тем более монарха, а система двойных стандартов для Муравьева была невозможна. Любое преступление должно караться судом, перед которым равны все граждане, а так как император, по муравьевской Конституции, есть всего лишь «Верховный Чиновник Российского правительства», то он так же подсуден, как и любой гражданин. С другой стороны, цареубийство – такое же преступление против личности, как и любое другое убийство.

Неслучайно Муравьев, который буквально вчера высказывался за республику, свою Конституцию пишет в монархическом плане. На первый взгляд, между республикой и парламентской монархией разница не столь существенна. И там, и тут единственным источником власти признается народ, управляемый через своих представителей. У Мабли даже встречается выражение «республиканская монархия». Однако в контексте тираноборчества различие было принципиальным. С республикой, начиная с античности до Французской революции XVIII в. включительно, ассоциировалась идея цареубийства, в то время как конституционная монархия гарантировала жизнь императору. Мысль о временной диктатуре после революционного переворота была оставлена Муравьевым как несоответствующая конституции. Если Пестель допускал беззаконие и даже кровь при учреждении республики, то Муравьев такой путь исключал. Конституция должна быть введена сразу же, как только будет прекращено самовластье.

Будет ли это добровольное согласие царя или же военная революция, не имело существенного значения. Акцент ставился не на разрушении старого, а на созидании нового. Причем новое должно было зародиться в недрах старого. Подобно тому как Пестель в 1817 г. хотел «наперед Енциклопедию написать, а потом уже и к революции приступить», Муравьев считает, что введению конституционного порядка должна предшествовать не диктатура, а широкое обсуждение его Конституции в обществе. Теперь это вызвало ироническую реплику одного из сторонников Пестеля А. В. Поджио: «Муравьев ищет все толкователей Бентама, а нам действовать не перьями». Новый порядок должен родиться не в результате смерти старого, а путем его преобразования изнутри: «Nous commencerons absolument par la propagande» [607].

Политическая деятельность Муравьева в 1820-е гг. постепенно отодвигается на второй план его хозяйственными занятиями. После смерти деда по материнской линии – сенатора Ф. М. Колокольцева, оставившего миллионное состояние, тысяч крепостных и десятки тысяч десятин земли в разных губерниях, – Муравьев с увлечением принимается за управление этим огромным наследством и очень быстро овладевает современными ему экономическими знаниями. В 1823 г. он женится на Александре Григорьевне Чернышевой – одной из самых завидных невест того времени, соединявшей в себе красоту, уникальные душевные качества и богатое приданое. Семья для Муравьева становится таким же серьезным приложением сил, как и политика и экономика. На фоне семейного счастья и успешного ведения огромного хозяйства политическая деятельность начинает все больше тяготить Муравьева. Его либерально-конституционные убеждения остаются неизменными, но тактика тайных обществ, стремящихся к военной революции, его уже не привлекает. Политическая апатия все больше овладевает Муравьевым. Летом 1825 г. он берет продолжительный отпуск и покидает Петербург в намерении замкнуться в семейном кругу и хозяйственной деятельности.

Тем не менее после восстания 14 декабря, которое Муравьев не готовил и не одобрял, он был арестован и осужден по 1-му разряду на смертную казнь. По конфирмации казнь была заменена 20 годам каторги. Вскоре срок заключения был сокращен сначала до 15, а после – до 10 лет. Александра Григорьевна последовала за мужем в Сибирь. Там у них родилась дочь Софья. Вновь обретенный счастливый мир семейной жизни оказался недолгим. В 1832 г. А. Г. Муравьева скончалась в возрасте 28 лет. Воспитание дочери становится главной заботой декабриста. Благодаря помощи матери Муравьев в Сибири не испытывал материальной нужды. В его распоряжении была огромная библиотека, позволявшая ему вести научную деятельность в самых различных сферах: от чтения лекций по военной тактике товарищам по заключению до внедрения агрономических новшеств в сибирское земледелие.

По выходе на поселение в 1837 г. Муравьев избрал местом жительства с. Урик неподалеку от Иркутска. Там жил его двоюродный брат и друг М. С. Лунин. Их связывали не только родственные и дружеские отношения. Очень много общего было во взглядах этих людей и на современное положение России, и на ее историю. Одинаковым образом они оценивали и роль тайных обществ в русской истории. Основным занятием Лунина этих лет была публицистика, направленная на опровержение правительственной пропаганды, искаженно представляющей движение декабристов. Муравьев не только одобрял эту деятельность Лунина, встречающую неодобрение в среде многих их товарищей по сибирской ссылке, но помогал ему своими историческими познаниями. В частности, ему принадлежат обширные комментарии к главному произведению Лунина «Разбору донесения Тайной следственной комиссии».