Платон Васенко - Бояре Романовы и воцарение Михаила Феoдоровича

Ужасы ссылки и связанные с ней лишения, душевные страдания, грубое обращение усердных не по разуму приставов надломили крепкую натуру Никитичей и троих из них скоро свели в могилу. Предание, исходившее и от самих Романовых, обвинило в смерти Александра, Михаила и Василия Никитичей самого Бориса. Так, Новый летописец категорически утверждал, что «по повелению» Годунова пристав «удушил» Александра Никитича. Масса передает про смерть этого несчастного боярина следующий маловероятный рассказ: «Александра же, к которому Борис уже давно питал ненависть, увезли с маленьким сыном на Белоозеро. Здесь их томили в горячей бане. Ребенка спасло Божественное Провидение; он заполз в угол, где мог свободно дышать через маленькую щель, и остался жив: люди, взявшие его к себе, сберегли его» 203. Михаил Никитич, сосланный в Ныробскую волость (Чердынского уезда) Пермского края, тоже погиб в темнище, сделанной для него по повелению Бориса Годунова. Узник томился в ней около года. Затем его «там удавиша и погребен бысть там в пусте месте, над гробом же его выросли два древа, именуемыя кедр: едино древо в головах, другое в ногах». К этому краткому, но выразительному повествованию Нового летописца позднейшее предание, записанное Берхом и сообщенное им Карамзину, прибавляет ряд любопытных подробностей. Михаила Никитича привезли в Ныробу зимой 1601 года. Кроме пристава были при нем еще шесть сторожей. «В то время, как они копали для него землянку, Романов, вышедши из саней, обеими руками схватил их и кинул в сторону шагов на десять. В землянке его были маленькая печь и отверстие для света. Ему давали только хлеб с водой. Ныробцы научили детей своих носить в дудочках квас, масло и прочее: как будто играя у землянки, они впускали в оную дудочки и питали его. Пристав увидел то и послал в Москву шесть человек из ныробцев, как людей злонамерных: возвратились двое, уже в царствование Шуйского, другие умерли в пытках». По преданию, «сторожи, ведя жизнь скучную, уморили сего несчастного. Землянка весьма темна и сыра, – продолжает Карамзин и прибавляет: Михаил Никитич был высок ростом, дороден и силач. Железа его хранятся в церкви: плечные, или так называемый стул, весом в тридцать девять фунтов, ручные в 12, кандалы или нижние (вероятно, ножные?) в 19, замок в 10 фунтов» 204.

Из приведенного предания видно, что Михаил Никитич содержался в землянке и в цепях на хлебе и воде. Не отрицаем сообщаемых фактов, но не думаем, чтобы это было сделано по повелению царя Бориса. Правда, до нас не дошло распоряжений, отданных Годуновым относительно Александра и Михаила Никитичей. Но из «Дела о ссылке Романовых» узнаем, как было предписано содержать остальных Никитичей и все ли выполнялось приставами в точности. Так, сохранилась «память» от первого июня 1601 года стрелецкому сотнику Ивану Некрасову, назначенному надзирать за ссыльным Василием Никитичем. Благодаря этой «памяти» нам становится известно, что «Василию» было позволено взять с собой своего «детину». В дороге Некрасов должен был тщательно наблюдать, чтобы его поднадзорный «с дороги не утек и лиха никотораго над собою не учинил». Приставу вменялось в обязанность уже известное нам наблюдение над тем, чтобы не допускать сношений Василия Никитича ни с кем; если бы при этом оказалось нужным подвергнуть пытке того, кого заподозрят в подобных сношениях, то и перед этим Некрасов не должен был останавливаться. По приезде в Яранск поселиться надо было, как мы это знаем, по возможности далеко от центра городской жизни. Это следовало сделать для облегчения надзора, который должен был оставаться неослабным. В «памяти» определено было и количество пищи, которое надлежало ежедневно отпускать Василию Никитичу «с человеком»: «…по колачу, да по два хлеба денежным, да в мясные дни по две части говядины, да по части баранины, а в рыбные дни по два блюда рыбы, какова где случится, да квас житной». На покупку «корма» была выдана в распоряжение Некрасова известная сумма, по тому времени значительная – «сто рублев денег». Приставу вменялось в обязанность, как это уже и было отмечено выше, доносить в Москву все то, что «Василий учнет с ним разговаривать» 205.

Вскоре, уже девятого августа того же 1601 года, было приказано перевести Василия Никитича в Пелым. Здесь ему предстояло поселиться вместе с Иваном Никитичем под наблюдением стрелецкого головы Смирного-Маматова. Так звали пристава младшего из братьев Романовых. Некрасов должен был сдать своего поднадзорного человека и кормовые его деньги Маматову, а также, взяв у него отписку на имя царя, ехать в Москву и явиться в приказ 206, куда он уже отправил донесение о прибытии в Яранск. Из этого донесения мы узнаем, что Василий Никитич поехал в ссылку один, так как пристав «у него во дворе никакого детины не застал». Дорогой «государев злодей и изменник» «ничего не розговаривал» с Некрасовым; «толко едучи, украл он» у своего пристава «на Волге чепной ключь да и в воду кинул, чтобы» тот «его не ковал»; «и хотел у меня утечь. и я, холоп твой, – пишет царю Некрасов, – и другой ключь прибрал, и на него чепь и железа, за его воровство положил».

В Пелым Василий Никитич был привезен двадцатого ноября 1601 года. Некрасов поехал в Москву, где ожидал его строгий допрос 207. Дело в том, что в отписке Маматова находились сведения о крайне бедственном состоянии Василия Никитича. «И я холоп твой, у Ивана у Некрасова, – доносил Борису Годунову стрелецкий голова, – взял твоего государева изменника Василия Романова больна, только чуть жива, на чепи и кормовыя денги девяносто рублев десять алтын две деньги 208, и посадил его с братом с его, с Иваном Романовым в одну избу». Отписку эту Некрасов подал в приказ первого января 1602 года, а десятого ему был учинен допрос Семеном Николаевичем Годуновым и дьяком Вылузгиным: «…по государеву наказу велено ему везти Василия Романова, а ковати его не велено, и он, Иван, почему так воровал, мимо государева наказу вел его скована и на чепи, и отдал его толко чем жива Смирному Маматову?». Некрасов на допросе старался всячески выгородить себя. Он сослался на то, что и Маматов повез Ивана Никитича скованным; потому-то и Некрасов Василия Никитича, «посадя в телегу, повез с Москвы, сковав для того, чтоб он с дороги не утек». Когда затем они со своим поднадзорным проехали Чебоксары, тогда пристав попробовал расковать Василия Никитича. Тот, воспользовавшись этим, «украл ключь замочный, чтобы его не ковали», и снова был скован 209. Таким образом, они прибыли в Яранск, где прожили шесть недель, и по царскому приказу отправились в Сибирь. На дороге Некрасов вступил в любопытный разговор с Василием Никитичем: «Кому деи Божыим милосердием, и постом, и молитвою, и милостынею Бог дал царьство, а вы деи злодеи изменники хотели достать царьство ведовством и кореньем». На такой вызов пристава Василий Никитич «учел говорити подсмехая: свята деи та милостина, что мечут по улицам; добро та деи милостина, дати десною рукою, а шуйца бы не слыхала».