Евгений Решин - Генерал Карбышев

Всю осень пятнадцатого и весну шестнадцатого года Карбышев провел на строительстве Киевского тылового оборонительного рубежа.

Учитель из города Канева Черкасской области И. И. Сорокопуд беседовал с людьми, которые встречались в тех местах с Дмитрием. Михайловичем. Вот отрывок из его записей:

«…Потеряв Галицию, Польшу, сдав Либаву, русское командование решило создать военные укрепления в глубоком тылу. Одно из них — у Канева.

Начало оборонительного рубежа пролегло от Киева до Мироновки и дальше на Канев до Звенигородки. Сооружение укреплений было развернуто поздней осенью, работали крестьяне окрестных сел Поташни, Голяков, Горобиевки, Луки. Третьим участком сооружаемого рубежа между Виграевским лесом и Шендеровкой руководил военный инженер Карбышев. Удивительно свежи воспоминания о нем тех, кто и поныне живет в Шендеровке.

Семидесятипятилетний Данило Ларионович Симшан говорит:

— Дмитрия Михайловича я не раз видел. Чернявый, подтянутый, с приветливым лицом в оспинах. Большой души человек.

Симшана дополняет семидесятилетний Марк Григорович Хоменко:

— А я Дмитрия Михайловича много раз встречал на оборонительном участке. Вместе с саперами он ел из одного котла, ездил на рубеж в обычной крестьянской повозке. Очень скромно была обставлена и его квартира…

Больше всего довелось видеться с Карбышевым Тодосею Савичу Скорику, жителю Селища, что неподалеку от Корсуня. Скорик бетонировал оборонительную линию.

— Начатое в Масловке тыловое укрепление проходило по Каневщине за Таганчею. А потом через Виграевский лес около Комаровки между Моринцами и Почапинцами, у Верещаков на Майдановку, Звенигородку, а там поворачивало на Умань. Подполковник Карбышев успевал всюду. Он одинаково хорошо относился к солдатам и вольнонаемным, стоял за нас горой. Однажды я добирался на рассвете на оборонительную линию. Поравнялся со мной ехавший на подводе Дмитрий Михайлович. Предложил мне сесть рядом с ним, довез меня к палаткам саперной роты прапорщика Опацкого. Увидел, что на трескучем морозе стоит навытяжку солдат с полной выкладкой, спросил его: „Тебя снова наказали, Зозуля?“ — „Случилось… Зубы у меня заболели. Решил пойти в околоток, а прапорщика забыл спросить“, — ответил солдат. И Дмитрий Михайлович тогда сказал: „Вернется прапорщик, скажи ему, чтобы он по моему распоряжению освободил тебя от наказания“.

Прапорщик инженерных войск Андрей Васильевич Головин был в 1916 году на Юго-Западном фронте производителем работ на одном из участков тылового оборонительного рубежа близ Киева. Построив необходимые узлы сопротивления, он подготовил их к сдаче.

Но сперва, по установившемуся порядку, выполненную работу инспектировали старшие офицеры штаба. Обычно все сводилось к объезду „на рысях“ оборонительных позиций. Старший в назидание младшему давал несколько нравоучительных советов, на том все и кончалось.

На сей раз мы, производители работ, узнали, что приедет из штаба не просто инспектор, а Дмитрий Михайлович Карбышев, подполковник инженерных войск, которого многие знали как человека принципиального и взыскательного специалиста. Все мои сослуживцы, в том числе, разумеется, и я, волновались и трепетали.

В назначенный день, рано утром, мы встретили его на правом фланге своего участка и доложили о выполненном объеме работ.

Дмитрий Михайлович приехал на одноконной пролетке, без сопровождающих. Он тщательно осматривал каждое сооружение, насколько оно пригодно и „применено“ к данной местности, огневую взаимосвязь между ним и соседними, тщательность маскировки.

Его все интересовало. Казалось, ничто не могло ускользнуть от пристального внимания этого инспектора.

В сущности, он ведь только смотрел, ничего больше.

Но я чувствовал, что смотрит знаток, обладающий большим опытом, знаниями, сознающий в полной мере ответственность за то, что пройдет через его „фильтр“, будет им одобрено или отвергнуто.

Пояснений от меня он не требовал никаких. Оценивал каждое сооружение самостоятельно. И не проронил ни слова о качестве и целесообразности общей идеи обороны узла и участка.

В том, как он вел осмотр, была также своя особенность. Он не гнушался принимать на себя роль будущего солдата или офицера в боевой обстановке. Порой делал какие-то отметки и поправки на своей карте и шел, упорно шел от одного сооружения к другому, ничего не пропуская на своем пути.

Так мы прошли большую часть моего участка обороны. На одном холме остановились передохнуть. С холма были видны многие заграждения моего и даже соседнего участка слева.

Мы находились на командном наблюдательном пункте.

Дмитрий Михайлович сел на траву, пригласил меня располагаться поудобнее рядышком и откровенно признался:

— Немного устал. Посидим и поговорим…

Я не знал, как и с чего начать разговор, молчал и боялся нарушить молчание.

Между тем Дмитрий Михайлович развернул на земле карты и стал их рассматривать. Видимо, он проверял схему нанесенных сооружений, ибо что-то на ней обводил карандашом.

— Ваш участок обороны оригинален, — начал он с неожиданной для меня похвалы. — Вы отступили от схемы оборонительного участка, предложенного саперным батальоном, конечно, не в ущерб плану обороны. Но у вас другая идея! Кто дал вам право изменить предложенную схему? Вы согласовали ее с кем-нибудь? Утвердили? Почему решились проявить своеволие и вносите многое, что не предусмотрено проектом?

Град вопросов посыпался на меня, я не знал, где найти от них укрытие.

Что я мог ответить ему, человеку, который все видел, осмотрел и еще не объявил мне своего авторитетного суда?..

— Прапорщик Головин! — настаивал Дмитрий Михайлович. — Отвечайте, защищайте свою идею, свою работу, свой труд. Откуда появилось у вас такое решение? Говорите! Работа выполнена хорошо. Идея решения на данном участке правильна. Мне очень нравится своей новизной и оригинальностью. Но что же вы молчите? Или вы непричастны ко всему сделанному?

Я очнулся как от какого-то оцепенения. Подробно рассказал, как вел работы. Идею я не выбирал, она заложена в самом слове „оборона“. Сама местность использована так, чтобы противник не смог сломить обороняющихся. Здесь неприятель должен быть измотан, обессилен и уничтожен. А для этого надо использовать все средства — и огневые, и приспособленную к обороне местность, укрепленную всеми видами фортификационных сооружений.

— А с кем все согласовано? — переспросил Дмитрий Михайлович.

— Ни с кем! Да и с кем я мог согласовать, когда местность показывала и требовала этого без совета со стороны. По-моему, каждый должен делать так, как подсказывает обстановка, нужно только понять, что эта оборона служит исходной позицией для наступления на противника.