Кирилл Николаев - Жизнь и смерть Эдуарда Берзина. Документальное повествование

«Несколько позднее, в 1928 году, когда работа на Вишере развернулась, я завербовал начальника пожарной охраны Черныха. Когда развернулось строительство бумажного комбината, мною собирались материалы о технологическом процессе по бумажной фабрике, целлюлозному заводу, по сернокислому и холодному производству.

Эти материалы я лично передавал Рудзутаку. Рудзутак был удовлетворен получаемыми от меня шпионскими материалами и поручил мне приступить к созданию на Вишерском комбинате диверсионной группы с тем, чтобы путем диверсионных актов можно было бы в любую минуту вывести Вишерский комбинат из строя» 166.

Подобные тексты, написанные следователем, Берзин подписывал, по-видимому, в состоянии, когда не отдавал отчета своим действиям. Чтобы добиться этого, его систематически избивали и подвергали другим истязаниям — такова была чудовищная практика «следственного конвейера» в Лубянской, а затем в Бутырской тюрьме в тот период. О подобных пытках опубликованы воспоминания десятков репрессированных, оставшихся в живых. Об этом откровенно рассказывали сами палачи из НКВД, которых после смерти Сталина привлекли к судебной ответственности за «превышение власти».

Все эти материалы опубликованы в других изданиях, и мы не будем их повторять. Лишь напомним, что на тюремной фотографии Берзина, включенной в его дело № 16288, у него, мужчины в 44 года, «борода — в белой окантовке», а под глазами огромные черные впадины. Этот его словесный портрет мы приводили на первых страницах нашей книги. Поэтому не удивительно, что Берзин подписал 25 марта 1938 года и заключительные строки, написанные следователем Шнейдерманом:

«Рудзутак, так же как и я, убежденный латышский националист… Я создал на Вишхимзе диверсионную группу… в 1934 г. получил от Рудзутака задание создать на Колыме антисоветскую организацию, вовлекая в нее террористов, правых и вообще антисоветские элементы как из работников треста, так и из заключенных, заняться диверсиями и вредительством» 167.

После подобных «признаний», полученных под пытками, сотрудники НКВД смело могли обвинять директора Дальстроя в самых фантастических преступлениях. И они осуществили это.

31 июля 1938 года начальник 3-го отдела 1-го управления НКВД СССР комиссар государственной безопасности 3-го ранга Николаев и Прокурор Союза ССР Вышинский утвердили документ, который в процессуальной практике карательных органов носит название «Обвинительное заключение». Бумага получилась объемной, поэтому мы здесь не приводим ее полный текст, а делаем принципиальные выдержки.

«Следствием установлено, что… по заданию Петерса Берзин раскрылся перед агентами британской разведки Рейли и Локкартом, сообщив им, что является секретным сотрудником ВЧК, и выдал Рейли и Локкарту план ВЧК по раскрытию и ликвидации антисоветского заговора.

В 1921 году Берзин по рекомендации Петерса поступил на службу в спецотдел ВЧК, где сколотил антисоветскую националистическую группу, в которую завербовал бывших латышских стрелков-националистов: Клеппера, Макрама, Озолина, Неймана, Апина, привлек их для шпионской деятельности против видных руководителей партии и Советского Правительства.

…Берзиным Э. П. было передано Берзину Павлу (бывший нач. разведупра РККА) на подрывную деятельность троцкистов свыше 100 тыс. рублей в иностранной валюте.

…В 1931 году, когда Берзин был назначен директором Дальстроя, Бокий связал его по антисоветской работе с врагом народа Ягодой. Последний завербовал Берзина в участники антисоветской подпольной организации правых и дал задание создать на Колыме антисоветскую организацию для осуществления разрушительной деятельности на золотых приисках.

…Для осуществления шпионской и повстанческой работы Берзин привлек на Колыме ряд ближайших сотрудников: Филиппова — начальника лагерей, Апина — редактора газеты «Советская Колыма», Школьника — сотрудника управления Дальстроя, Озолина — парторга Мортрана, Медведя — начальника Южного горного управления. Запорожца — начальника Управления строительства дороги. Он установил связь с японской разведкой во Владивостоке, которую снабжал через Школьника шпионскими материалами о Колыме, и создал повстанческие кадры. Восстание намечено было организовать в Северном горном управлении, где золотодобыча составляет 90 % всего плана золотодобычи Колымы.

В связи с арестом Ягоды и Рудзутака Берзин намеревался при приезде в Москву совершить террористический акт над тов. Ежовым в его кабинете на приеме, но по пути в Москву был арестован» 161.

На основании вышеизложенного авторы «Обвинительного заключения» обвинили Берзина, как сказано в этом документе,

«в преступлениях, предусмотренных ст. 58–1а, 7, 8, 9 и 11 УК РСФСР.

Виновным себя признал.

Дело № 16288 по обвинению Берзина Э. П. подлежит направлению в Военную Коллегию Верховного Суда Союза ССР, с применением закона от 1/XII-1934 года».

Подписали «Обвинительное заключение» два высокопоставленных следователя НКВД, которые мучили и истязали директора Дальстроя.

Здесь следует разъяснить, что означала последняя фраза обвинительного документа о передаче в Военную Коллегию с применением так называемого закона от 1 декабря 1934 года.

С конца 1936 года, то есть с того времени, как Ягода был снят с работы и Наркомом внутренних дел назначен Ежов, Сталин попытался внести в репрессии удобный ему порядок. Он приказал Ежову приносить к нему на подпись списки людей, которые, по мнению НКВД, опасны для тоталитарного государства, но занимают в партии и обществе заметное социальное положение.

К Сталину такие списки попадали в очень упрощенном виде. В алфавитном порядке там были напечатаны на пишущей машинке только фамилии, имена и отчества людей, которым Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) собирался подписать приговоры. Ни должности, ни места работы, ни предъявленные человеку обвинения там не указывались: они подписанта не интересовали.

Каждый список делился на две части. Перед первой частью было напечатано: «1-я категория», что означало «расстрел». Вторая, более короткая часть списка имела пометку: «2-я категория», то есть 10–15 лет тюрьмы и лагеря.

Сталин ставил свою подпись на обложке каждого списка и таким образом заранее утверждал запланированные НКВД приговоры: расстрел или в тюрьму и лагерь.

После Сталина утвержденные им списки передавались ближайшим соратникам генсека по Политбюро. И они тоже, столбиком, подписывали эти страшные документы. Чаще всего, кроме Сталина, там стоят подписи Молотова, Кагановича, Ворошилова. В нескольких случаях — Жданова и Андреева. Всего за 1936–1938 годы Сталин и его друзья утвердили приговоры 44 с половиной тысячам человек.