Петр Беляков - В прицеле Бурый медведь

Ветер уныло скулит в стволах винтовок и минометов. Он дует нам в лицо, набегает тугой морозной волной, словно задается целью свалить на землю движущиеся роты. Но роты упорно продвигаются вперед по бездорожью, по буграм и лощинам, мимо темных от пыли сугробов, подминая сухие и ломкие степные травы. Идут на врага!..

- Шире шаг!..

Яшкуль... Улан-Эрге... Впереди Элиста. Потяжелели солдатские вещевые мешки. А в них ни много ни мало - двести патронов, неприкосновенный запас продуктов, сменное белье, ботинки и обмотки к ним. Без этого нельзя воевать. А в пути и иголка тяжела. А еще винтовка или пулемет, гранаты: противотанковая да две ручные. Ого! Какую же ношу несет на себе боец-пехотинец?

Вездесущий Ваня Гуров сообщает, что встретился со знакомыми по разведке, которые рассказывали о боях 248-й стрелковой дивизии с 6-м румынским армейским корпусом.

Павлик Дронов кривит губы:

- Сам Антонеску небось зад греет на солнце, а своих солдат на смерть посылает.

- Привал!.. Привал!.. - проносится по колонне. Мы не садимся - падаем на землю.

Но вот силы восстановились, и минометчик Медведев затянул грустную песню:

Степь да степь кругом, Путь далек лежит...

И на серые задумчивые глаза бойца навернулись слезы. Чувствителен этот юноша Медведев. Его настроение передалось другим.

- Калмыцкая степь! Что в ней хорошего, в этой степи? - вздыхает Володя Спесивцев. - Мертвое поле.

- Верблюжья колючка, песок да бурьян, - добавляет Медведев. - Никакой жизни.

- Неверно это! - протестует боец-калмык Саранов, учитель из Элисты. Сейчас - да. Мертвое поле. А весной! Все зеленеет... Алые тюльпаны... Цветы... Голова кружится от радости. Хороша калмыцкая степь весной! Хороша!

- Живности никакой, - не унимается Спесивцев.

- Неверно, - опять опровергает его Саранов, - а верблюды, а кони, а стада баранов?.. Разве это не живность?!

- А сайгаки? Забыл о сайгаках? - поддерживает Саранова политрук. Тимофей Селютин хорошо знает животный мир, природу и всегда с любовью говорит об этом. - Сайгаки в этой степи водятся. Быстры как стрелы. Осенью охотиться на них разрешено. Охотиться на сайгаков - одно удовольствие! Особенно лунной ночью. Глаза у этих антилоп горят, как звезды. А сайгаков, как и звезд, много. Вся степь в фосфорических огоньках, будто кто небо опрокинул. Он, сайгак, такой. Первым вожак бежит, а за ним все стадо сайгачье... А вкусно сайгачье мясо. Вкусно!

- Ну, убедили, - соглашается Володя Спесивцев.

- Побьем врага - приезжай в гости, - приглашает Саранов. - Хорошо отдохнешь. Здоровья наберешься. Рад будешь.

Дует ветер. Холодный, пронизывающий. Катит по земле сырые шары перекати-поля. А в воздух взлетает команда:

- Шагом марш!

Недалеко Элиста! Политрук Селютин знакомит нас с жизнью легендарных героев гражданской войны Ивана Кочубея и Оки Городовикова, сражавшихся в этих местах, рассказывает, что собой представляет столица Калмыкии Элиста, какие предстоят трудности при штурме ее.

Слышится вопрос:

- Говорят, в городе есть предатели?

- Возможно. В семье не без урода.

К разговору подключается боец Саранов, он с гневом рассказывает об одном предателе, которого фашисты назначили старостой.

- Этот тип в прошлом белогвардеец, заядлый враг! Руки его в людской крови...

- Вот бы поймать его, подлеца, живым, - слышатся голоса, - поймать и повесить!

Мы снова идем, полные ненависти к тем, кто предал интересы народа. Идем, позвякивая оружием. Идем - как сама кара врагам и предателям.

Лейтенант Туз использует меня как наблюдателя. То и дело получаю от него приказания: "Следить за тем-то и тем-то", "Наблюдать в таком-то направлении". В сущности, становлюсь у него третьим глазом - веду наблюдение через оптический прицел. К этой роли я уже привык: докладываю обо всем замеченном впереди роты, не ожидая команды.

К вечеру 31 декабря бригада останавливается недалеко от южной окраины Элисты, охваченной огнем.

Вглядываюсь в зарево пожара. Слышу разговор:

- Жгут, гадюки! Наш город жгут!..

- А гвардейцы, говорят, уже в Элисте.

- И первый батальон нашей бригады там.

- Чего же мы ждем? У моря погоды, что ли? - возмущается рябоватый боец.

- Значит, так надо. Может быть, в этом стратегия скрыта.

Но вот подается команда:

- Шагом марш!

Бригада форсированным маршем пошла в обход, отрезая путь гитлеровцам от Элисты на запад. Передовые батальоны уже завязали перестрелку с отступающими частями противника.

В ночь под новый, 1943 год столица Калмыкии была освобождена от немецко-фашистских оккупантов. Командир и политрук об этом накоротке провели беседу, сообщили о потерях гитлеровцев и о захваченных трофеях. Мы ликовали...

Перестало существовать астраханское направление. Противник отброшен на сотни километров от Астрахани.

1 января 1943 года решением Ставки Верховного Главнокомандования Сталинградский фронт был переименован в Южный. 28-я армия вошла в его состав. Маршал Советского Союза А. И. Еременко в своих воспоминаниях потом напишет: "Перед войсками Южного фронта стояла очень важная задача разгромить противника в нижнем течении Дона, овладеть Батайском, Ростовом, Новочеркасском с целью отрезать немецко-фашистские войска, находившиеся на Северном Кавказе (1-ю танковую и 17-ю германские армии). Это была большая задача"{4}.

Перед нашей 28-й армией лежала территория Ростовской области. Нам предстояло освободить Батайск и Ростов-на-Дону.

А пока 159-й отдельной стрелковой бригаде было приказано форсировать Маныч и наступать на железнодорожный тупик - станцию Дивное.

Наш батальон по-прежнему шел вторым эшелоном. Бойцы залегли на снегу. Впереди Маныч. Его форсируют батальоны бригады, через наступающие цепи бьет тяжелая артиллерия. А над рекой висит густой туман, висит неподвижно, и кажется, его можно, как вату, потрогать руками. Меня охватывает волнение перед атакой. Разговаривать не хочется, и мы молча с тревогой всматриваемся в туманную даль. Что там? Прорвутся передовые подразделения через водную преграду или нет?

- Снайперу вести наблюдение! - напоминает лейтенант Туз, хотя я и без того не отрываюсь от окуляра. Смотрю и ничего не вижу. Лишь кое-где промелькнет расплывчатая фигура то ли нашего солдата, то ли вражеского.

Начинают поступать раненые. Тяжелораненых везут на подводах, остальные идут сами. На вопросы "Как там?", "Как с прорывом?" слышится один ответ:

- Тяжело!..

Настает и черед нашего батальона. И вдруг в морозном воздухе раздается:

- Прорвались!..

Вскоре следует команда!

- Шагом марш!..

Мы вскакиваем и дружно идем вперед. Вот он какой, Маныч! Широкая илистая, во многих местах не замерзшая гладь воды. Пахнет сероводородом. Вода взмучена взрывами снарядов, сапогами бойцов.