Е Авдеева - Первый физиолог мира (очерк об Иване Петровиче Павлове)

Что нам известно о Иване Петровиче Павлове? Из учебников мы знаем об открытиях в области пищеварения, его знаменитых опытах на собаках, теории рефлексов, типах высшей нервной деятельности. Но эти знания касаются работ ученого, а не личности этого выдающегося человека. Очень важно сквозь «бронзы многопудье» разглядеть реального человека, чтобы было кому подражать, за кем тянуться, с кого брать пример. Тем более что Иван Петрович был прекрасным учителем, педагогом, оставившим после себя школу, равной которой нет и сегодня в мировой науке.

Ничего гениального, что мне приписывают, во мне нет. Просто я непрестанно наблюдаю и думаю о своем предмете, целиком сосредоточен на нем, потому и получаю положительные результаты. Всякий на моем месте, поступая также, стал бы гениальным.

И. П. Павлов

Хмурое осеннее петербургское утро...Но в переполненной студентами аудитории кафедры физиологии Военно-медицинской академии не чувствуется осени. Гулкое эхо разносит молодые голоса, восклицания, смех. Сюда, на Выборгскую сторону, впервые после летних каникул собрались студенты-медики второго курса, съехавшиеся с разных концов России. Это было 1 сентября 1906 г.

Ровно в 9 час. в аудиторию быстро входит с часами в руках Иван Петрович Павлов, сопровождаемый своими ближайшими сотрудниками. Он садится в широкое венское кресло с овальной плетеной спинкой, бодро вскидывает голову, обводит взглядом аудиторию, улыбается, молчит несколько мгновений, словно собираясь с мыслями, и начинает читать нам лекцию.

Впечатление от первой встречи иногда бывает настолько глубоким, что остается на всю жизнь. И в моей памяти незабываемо запечатлелась добрая фигура учителя.

Высокий и широкий лоб Павлова обрамляли гладко зачесанные назад седоватые волосы. У него были живые серые глаза. Густые темные брови составляли контраст с седой окладистой бородой. Седые усы и борода делали его лицо особенно привлекательным. Он носил отложные воротнички и накрахмаленную манишку, черный галстук «бабочкой» был тщательно повязан. Голос у Ивана Петровича особенно запоминался: говорил он громко, чисто и плавно.

...Речь Ивана Петровича была удивительно простой, в ней почти не встречалось иностранных слов. Это была обычная разговорная речь, поэтому и лекция носила скорее характер беседы. Очень часто, как бы самому себе, он ставил вопрос и тотчас же отвечал на него. Особенно ценно было то, что Иван Петрович дал нам право без всякого стеснения задавать ему вопросы, если что-либо покажется непонятным. И если вопрос оказывался толковым, Иван Петрович с большим оживлением отвечал на него.

Из года в год три раза в неделю читал нам свои лекции Иван Петрович. И не было ни одной лекции, которая не сопровождалась бы демонстрацией опыта, иллюстрирующего соответствующую главу курса. Это были даже не столько лекции в обычном их понимании, сколько блестящий показ основных глав физиологии и вместе с тем очередная проверка самим Иваном Петровичем основных положений физиологии. Опыт обычно подготавливался к началу лекции. После короткого вступительного слова начиналась демонстрация опыта, и Иван Петрович, рассуждая вслух, еще раз сам наблюдал данный факт. Малейшее отклонение в ходе опыта подвергалось всестороннему анализу, и, таким образом, лекционные демонстрации подчас вели к тому, что Иван Петрович набрасывал планы необходимых изысканий.

Постановка демонстраций была всегда блестящей. Для нас, студентов, оставалась скрытой громадная напряженная работа ассистентов и самого Ивана Петровича. Это я узнал позднее, когда стал часто бывать в его лаборатории.

На дворе еще глубокая темень, а в лаборатории при свете электрической лампы у операционного стола уже стоял неутомимый исследователь. Здесь готовилась не показная сторона лекции, а гениальный ученый еще раз сам экспериментировал и наблюдал. Надо было видеть и чувствовать, с каким волнением и страстью Павлов испытывал природу и ждал ее ответа на поставленные вопросы! Здесь мы учились не только технике, не только высокой научной честности, но творчески устанавливали закономерности природы. Как сейчас вижу Павлова в лаборатории. Вот, глубоко задумавшись, Иван Петрович на своих губах проверяет силу электрического тока, раздражает приводящий нерв. Ожидаемый результат получен. Сколько радости и торжества над природой звучит в довольном смехе Ивана Петровича!

...Иной раз после неудавшейся демонстрации на лекции Иван Петрович туча тучей уходил в свой кабинет. Через час-два, успокоившись, он выходил к нам. Улыбался. Мы чувствовали, как тяжесть сваливалась с нас». (Из воспоминаний ученика И.П. Павлова Е.А. Нейца.)

Таким живым и ярким ученый остался в воспоминаниях студентов и в начале своих научных исканий, и после мирового признания. Все, кто когда-либо в жизни работал или общался с Иваном Петровичем, в один голос твердили о его бодрости, страсти к любому начатому делу, о неистощимом буйстве его многогранной натуры. И вернее всех определила его нрав наблюдавшая 55 лет за Иваном Петровичем изо дня в день супруга — Серафима Васильевна. Она назвала это необыкновенное свойство «кипением сердца».

Что за история у этого необычайного человека, так и не состарившегося, несмотря на свой возраст (скончался ученый на 87-м году жизни)? Что за открытия позволили ему быть дважды номинированным в Нобелевские лауреаты? Почему даже через двадцать три года после смерти он считался в Соединенных Штатах Америки самым известным русским ученым?

Для ответа на эти и многие другие вопросы давайте откроем занавес и заглянем в удивительный сценарий жизни великого ученого-физиолога Ивана Петровича Павлова, в котором сам он был и драматургом, и великим актером.

Использование автором этих строк подобных сравнений вполне оправдано, ведь, глядя на манеру Павлова говорить, известный американский ученый Дж. Келлог произнес крылатую фразу: «Не доведисъ ему стать известным физиологом — вышел бы превосходный драматический актер». А случилось это во время первого посещения И.П. Павловым США.

Ученый, благодаря постоянным упражнениям в ораторском деле со студенческой скамьи, чувствовал себя на трибуне совершенно свободно. Он начал речь неторопливо, размеренными фразами, останавливался, чтобы дать возможность переводчику изложить его слова на английском языке. Спустя пару-тройку таких пауз, он увлекся предметом своего рассказа, позабыв про переводчика. Но аудитория, завороженная его страстной речью, неожиданными жестами, пылающим взглядом удивительно молодых глаз, не перебивала оратора, не столько слушая, сколько наблюдая это темпераментное выступление. Наконец Иван Петрович сам спохватился, что его не понижают. Растерянно обернулся к переводнику, потом выругался, с досадой грохнул кулаком по трибуне и раскатисто расхохотался, обезоруживающе подняв обе руки вверх. Зал ответил ему аплодисментами и дружескими улыбками...