Жан-Доминик Брийяр - Эдит Пиаф. Без любви мы – ничто

6 января 1955 года Пиаф явилась в «Олимпию». Но не для того, чтобы подняться на сцену, а чтобы присутствовать на очередной премьере Жака Пилля, который параллельно вплоть до 25 января выступал на подмостках мюзик-холла на бульваре Капуцинок. Затем, пока ее муж наслаждался успехом в Париже, певица уехала в горы для того, чтобы подготовить собственное сольное выступление. С 10 по 22 января она жила на вилле, арендованной в Морзине, вместе со своей верной «бандой»: Робером Шовини, Марком Бонелем, Луи Баррье, а также поэтом-песенником и композитором Мишелем Эмэ, певцами Роланом Авели, Нитой Рей и Феликсом Паке.

27 января приблизительно на три недели она сменит на сцене «Олимпии» Жака Пилля. Этот мюзик-холл, которым руководит Бруно Кокатрикс и который открылся всего годом ранее, готовится принять с распростертыми объятиями звезду французской эстрады. В программках напечатан текст, пронизанный необычайным лиризмом и даже драматизмом: «Она не забыла, что была слепой до семи лет, что совсем юной девушкой была вынуждена зарабатывать на жизнь пением на улицах. Возможно, именно поэтому в ее голосе звучат ноты страдания, которые расцветают душераздирающими призывами любви и надежды. Радость и горе, живущие в ее песнях, идущих из самого сердца, выворачивают наизнанку публику, которая ее обожает».

Этому мелодраматическому опусу вторит обозреватель газеты «France Soir». «Бесспорно, Эдит Пиаф – наша первая реалистическая певица», – пишет он. Однако Пиаф всю жизнь мечтала избавиться от этого ярлыка. Но тут следует сказать, что репертуар, который она подготовила для «Олимпии», волей-неволей наводит на мысль о «лубочных картинках» и, следовательно, о реалистической песне. Во-первых, певица включила в программу знаменитую композицию Мишеля Эмэ «L’Accordéoniste», во-вторых, она представила публике новинку – «C’est à Hambourg» («Это в Гамбурге»), композиция просто дышит атмосферой портового города, а значит, соблюдает все каноны реалистической песни. Слова к новому хиту Пиаф написали две никому не известные девушки – Мишель Санли и Клод Делеклюз, что кажется просто невероятным. «Пиаф, a priori, не нравилось все, что пишут женщины, потому что она не испытывала к ним никаких нежных чувств, – объясняет Мишель Санли. – Если ты была женщиной, то сразу же теряла очки в глазах Пиаф, которая всегда предпочитала авторов и композиторов мужчин, ведь со многими из них она крутила романы. (…) И все же она взяла нашу песню; это свидетельствует о том, что песни для нее были превыше всего» [122].

Сначала стихотворный текст «C’est à Hambourg» поэтессы предложили Жермен Монтеро. Не предупредив авторов, исполнительница песен Пьера Мак-Орлана попросила Маргерит Монно положить слова на музыку, но композитор никак не могла решиться приступить к работе, ее смущало сочетание «а-ам», присутствующее в названии. Тогда Гитт решила показать «C’est à Hambourg» Пиаф, которая тут же отправила двум юным поэтессам телеграмму с просьбой явиться к ней в гости.

«В гостиной толпилась куча народу, Константин, Гланзберг, Пилль, – вспоминает Мишель Санли. – Пиаф только что вернулась из кино, где она в надцатый раз посмотрела фильм “Tant qu’il y aura des hommes” (“Пока будут мужчины”). Она провела нас в свою комнату, подальше от суеты, и там сказала: “Ну что, ваша песня великолепна, но мне не нравится, что каждый куплет вы начинаете словами «Это в Гамбурге, под дождливым небом», а во всех припевах есть перечисление: Сантьяго, Борнео, Роттердам, Фриско”… Тогда – о невинность юности! – мы с Клод Делеклюз сказали: “Все верно, но мы ничего не будем менять. Это создает атмосферу песни”. Казалось, она задумалась, а затем вынесла вердикт: “Увидимся”» [123]

В конечном итоге Пиаф прислушалась к доводам поэтесс и отказалась от мысли вносить изменения в песню. Однако она добилась согласия авторов и, дабы сделать песню более чувственной, добавила в композицию четверостишие, которое совершенно не оценили радиоведущие:

«С нами, – заканчивает рассказ Мишель Санли, – она повела себя на редкость скромно, потому что признала, что у нас есть все основания не изменять слова».

1 марта 1955 года Пиаф уехала в Нью-Йорк в сопровождении Жака Пилля, накануне отъезда она записала новую песню с говорящим названием «Un grand amour qui s’achève» («Большая любовь, которая подошла к концу»). Эдит сама написала слова к этой композиции. На этот раз певица останется на американском континенте около четырнадцати месяцев и вернется во Францию только 7 мая следующего года. Отдохнув несколько дней на Манхэттене, семейная чета взяла курс на западный берег США, чтобы познакомить публику с новым представлением «Континентальное ревю», распорядителем которого являлся Пилль. Спектакль делился на две части: открывал его сольный концерт Пилля, затем следовал сольник Эдит. С 7 по 20 марта французов принимал «Гири Театр» Сан-Франциско, с 21 марта по 3 апреля – «Балтимор Театр» Голливуда. 4 апреля они сели в поезд, идущий в Чикаго, где Эдит собиралась петь впервые (до 23 апреля в «Селуин Театр»). 16 числа того же месяца она приняла участие в сеансе дуплексной связи Чикаго – Париж. Телепередача из цикла «Радости жизни» была посвящена Маргерит Монно. Пиаф в Чикаго спела «La goualante du pauvre Jean», а композитор аккомпанировала ей на рояле, находясь на сцене «Альгамбры» в Париже.

В Чикаго супруги остановились в отеле «Амбассадор Эст». В это же время в соседней гостинице поселился некий месье Блан. Под скромной фамилией скрывался поэт-песенник Жан Дрежак, с которым Эдит уже несколько месяцев связывал бурный роман. Жена, муж, любовник… Пиаф, бывшая уличная певица, стала героиней сценария, достойного Фейдо. Роль, к которой она, кажется, очень быстро привыкла, чего не скажешь о ее окружении. Отнюдь не дурак, Пилль, однако, делал вид, что ни о чем не догадывается. Но когда пара прибыла в Монреаль, где должен был продолжиться гастрольный тур, Жак сообщил Эдит о своем намерении вернуться в Европу, и в частности в Англию, где он должен был спеть в оперетте «Romance in Candlelight» («Романс при свечах»). Что же, она останется в Америке. Одна. Или почти одна…

В начале лета Пиаф отправилась в Голливуд, где выступала в кабаре «Мокамбо» с 18 июля по 14 августа. Затем настала чудесная пора – три недели каникул в обществе возлюбленного на вилле, арендованной в Малибу. «Жан Дрежак познакомил ее с очарованием приключения в стиле инкогнито [124], – напишет Даниель Бонель, наперсница Пиаф. – Этот месье всегда умел хранить тайны. Она еще была замужем за Жаком Пиллем, и он заботился о ее репутации. Он выдавал себя за ее врача. Мы называли его чужим именем. Такая жизнь очень нравилась Эдит. Малибу, пляж Тихого океана, они скрывались в старинном доме, выстроенном в колониальном стиле и окруженном диким садом, в котором благоухали эвкалипты. Их комнату украшали рыболовные сети».