Дмитрий Ненюков - От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 1914–1920

Едва ли не все мемуаристы зарубежья задавались вопросом о природе столь страшного и быстрого крушения Российского государства и армии. На эту тему размышляет и Д. В. Ненюков. Он описывает интересный сюжет с лубенскими гусарами: полк был «румынизирован» и оказался на румынской службе, при этом большинство офицеров на румынскую службу не пошло, жило частным порядком, не удаляясь от полка, носило полковую форму. На предложение поступить в Добровольческую армию эти офицеры отвечали, – что вот если бы с полком! – а без полка мирное существование в условиях разворачивавшейся гражданской войны не казалось им предосудительным. Ненюков разумно замечает, что существовал полковой патриотизм, подобный губернскому патриотизму у мужиков. Данное замечание выводит на большую тему складывания русской нации, русского национального чувства, русских мотиваций в Великой войне. Можно вспомнить рассуждения на эту тему такого военного авторитета, как генерал Н. Н. Головин.

Дальнейшее пребывание автора в Одессе, при меняющихся властях, демонстрирует как быстрый выбор добровольческой ориентации, не самый очевидный для Одессы, так и умение работать в режиме полуподполья, выбирать нужное окружение и наладить с нуля большое дело. Центры Добровольческой армии были своеобразной формой, рожденной жизнью. На неконтролируемых армией небольшевистских территориях они играли роль вербовочных бюро, агитационных и разведывательных подразделений. Об активном Харьковском центре есть воспоминания Б. Штейфона и ротмистра Двигубского, а о работе Одесского наиболее последовательное изложение обнаруживается именно у Ненюкова.

Автор принадлежит к поколению, чья служебная карьера в основном сложилась в императорской России. Тем более интересно, что он, в отличие от многих своих сверстников, смог изобретательно и активно действовать в обстановке революции и гражданской войны. Он отбросил прежние субординационные отношения, «бумагу», мертвившую всякое дело в калейдоскопически менявшихся условиях. В этом Ненюков сродни военной молодежи, выдвинувшейся в годы междоусобицы и часто третировавшей «стариков» за абсолютную непригодность. Ненюков как раз из тех старших офицеров, которые смогли работать в условиях новой войны. В то же время автор демонстрирует умение подчиняться и соблюдать дисциплину, отсутствие того авантюризма, который был характерен для некоторых молодых героев Белого движения.

Адмирал, в обстоятельствах самых драматичных, привычно щепетилен в обязательствах. Показательна такая частность. Некая дама вручила ему ящик с обмундированием – великая ценность! – для сына-офицера. Оказия долго не подворачивалась, ящик совершил с вещами адмирала неоднократные перемещения в стесненных условиях, но брошен не был. Наградой Ненюкову стал непритворный восторг молодого офицера, извлекшего из упаковки хорошие сапоги.

Часть воспоминаний, связанная со службой в Добровольческой армии, более личностно окрашена и менее строго структурирована. Здесь больше размышлений. В то же время и сама служба Ненюкова в этот период носила совершенно иной характер.

Имея широкий круг служебных и личных контактов, Ненюков добавляет интересные черточки к характеристике тех или иных известных персон. Так, он передает свой разговор в Крыму с недавним командующим Добровольческой армией генералом В. З. Май-Маевским и его оценкой причин поражения белого натиска на Москву. Обладавший опытом своего рода «подпольной дипломатии», Ненюков скептически оценивает дипломатические способности А. И. Деникина, называет его излишне прямолинейным человеком, который готов был воевать со всеми. Эта оценка также попадает в обширный контекст, который начал ткаться еще публичной полемикой Деникина и Врангеля. Много упреков Деникину высказывали и казаки. В конце 1930-х годов публичные выступления бывшего главнокомандующего ВСЮР вызвали новые отклики с отсылкой к ошибкам периода 1919–1920 гг. Так что мнение мемуариста добавляет в палитру мнений свою краску.

Два известных офицера с устойчивой репутацией «авантюристов» – А. Н. Гришин-Алмазов и Я. А. Слащов – вызывают у автора итоговую положительную оценку, хотя по складу характера вряд ли эти люди были ему близки. В противоположность этой симпатии, автор сдержанно, но отрицательно оценивает кадетов из окружения Деникина, – Астрова, Федорова, – тех, кто не желал соответствовать обстановке и создавал управленчески и политически неадекватную систему руководства.

Ненюков дает характеристики и тем коллегам-адмиралам, которые оказались в орбите Белого движения. Это, прежде всего, М. П. Саблин и В. А. Канин, а также А. Д. Бубнов.

Автор весьма сдержанно характеризует адмирала Бубнова как талантливого офицера, о назначении своим начальником штаба которого он, однако, пожалел. За этой сдержанностью можно предполагать серьезные эмоции и какое-то значительное несовпадение, личностное, или в понимании служебного долга. Оба – участники Русско-японской войны, оба ранены. Оба адмирала были сослуживцами по Ставке, деятельность которой оценили весьма критично. Оба адмирала оказались уволены рукой А. И. Деникина весной 1920 года. Ненюков по этому поводу пишет, что на месте Деникина, имея ту информацию, которой располагал главком, поступил бы так же. Он вернется из Константинополя и продолжит служить в Русской армии, приняв должность командующего Черноморским флотом, который в кампанию 1920 года был весьма активен и вынес осенью знаменитую эвакуацию. Бубнов останется в эмиграции и обретет там имя военного писателя и военно-морского теоретика. Ему будет суждена долгая жизнь, сравнительно благополучно оконченная уже в социалистической Югославии. Можно пожалеть о том, что Дмитрий Всеволодович не развернул сюжет своих взаимоотношений с ярким сослуживцем и коллегой.

Адмирал подробно рассказывает и о судьбоносном моменте Белого движения на Юге – принятии решения об обороне корпусом генерала Я. А. Слащова Крыма, при несогласии или неосведомленности старших начальников. Как видно из текста, роль самого Ненюкова в этом решении весьма значительна. Этот сюжет попадает в напряженный контекст выбора путей отхода и подготовки контрнаступления в феврале 1920 года. В частности, обсуждался вопрос о причинах отступления на Одессу под давлением англичан, что вызвало крайне непроизводительный расход сил. Ненюков, как участник принятия важных решений, добавляет интересных сведений по столь важному вопросу.

Любопытно свидетельство о деятельности Освага, пере данное начальником агитпоезда Добровольческой армии – инициативным офицером, помощником Ненюкова по одесской эпопее. Деятельность агитпоезда была вполне успешной, и народ собирался, и в диспутах агитаторы научились одерживать верх над большевистски настроенными мужиками. И начальник – активный, смелый и изобретательный. И при всем том – полнейшая безнадежность. Вся агитация не отходила от железных дорог, огромные пространства лежали втуне, и практический результат даже от вполне динамичной и успешной работы оказывался нулевым. Этот эпизод добавляет пищу для размышлений о проблеме коммуникации, о «слышимости» между властью и народом на разных сторонах Гражданской войны.