Михаил Дубинский - Женщина в жизни великих и знаменитых людей

Однако, дело о женитьбе Карла на испанской принцессе расстроилось. Наследного принца ждала другая судьба. Проезжая на обратном пути из Мадрида, он остановился там на нисколько дней. Тут-то он и познакомился на балу с сестрой Людовика XIV Генриэттой-Марией. Тотчас сопровождавшему его Бэкингему пришла в голову мысль женить его на Генриэтте-Марии. Правда, в Англии хотели, чтобы принц Уэльский взял себе в жены протестантскую принцессу, но и Генриэтта-Мария, как дочь Генриха IV, бывшего гугенотом, не могла вызвать столько протеста, сколько католическая принцесса, и поэтому брак был решен после долгих колебаний Якова, усматривавшего в отказе от брака с дочерью испанского короля нарушение его королевских прерогатив. Таким-то образом сестра Людовика XIV сделалась английской королевой. Брак был заключен в 1625 году. Генриэтта-Мария была худощава, плохо сложена, высокого роста, с большим носом и большим ртом. Характера веселого, она везде и во всем видела всегда одну только комическую сторону. Даже впоследствии, когда ее постигло страшное несчастье, ей иногда среди слез приходила в голову какая-нибудь курьезная мысль и Генриэтта неожиданно вытирала слезы, лицо ее озарялось светлой улыбкой и она, с увлечением начинала беседовать с окружающими. В молодости, может быть, она, отличалась изнеженностью, но многочисленные тревоги и горе, ожидавшие ее после выхода замуж и в особенности в конце царствования Карла I, приучили ее к лишениям и закалили ее волю. В то время, как ее муж вел словесные турниры с революционерами, стараясь сломить их упорство ссылками на свою власть «милостью Божьего», Генриэтта-Мария вербовала для него войска, жила на доброй ноге с солдатами, деля с ним нужду, проводила дни и ночи под открытым небом в солнечную или дождливую погоду, употребляя солдатскую пищу и всегда находясь на лошади во главе войск.

В мае 1644 года Генриэтте-Марии пришлось бежать на остров Экзетер, так как сам король находился в опасности и ей, долженствовавшей с минуты на минуту сделаться матерью и к тому же заболевшей ревматической лихорадкой, оставаться с ним вместе нельзя было. Её сестра, Анна Австрийская, регентша Франции, поспешила послать ей свою акушерку г-жу Перрон с 20.000 пистолей, а также белье для матери и пеленки для будущего младенца. В это время борьба между Карлом I и парламентом достигла высшей степени напряжения. Обе стороны вступили в открытую войну, вербовали войска, давали друг другу генеральные сражения. Когда Генриэтта-Мария разрешалась от бремени, ужасы междоусобной войны не проникли еще в ее уединенный угол; но через несколько дней она оказалась осажденной на своем острове. Денег у нее в это время не было никаких, так как полученные ею от сестры 20.000 пистолей она послала мужу для уплаты войскам. Положение было безвыходное.

И вот Генриэтта-Мария предпринимаешь путешествие во Францию. Она твердо решилась не попасть в руки врагов живою и, написав королю, что хочет избавить его от труда являться к ней на помощь, она вверила своего 13-дневного младенца надежной женщине, села в носилки и разными окольными путями пробралась через ряды неприятеля. Ее едва не захватили и, чтобы спастись от неминуемой гибели, она должна была спрятаться в одной хижин. Наконец, она на голландском судне. Но и тут еще ей угрожала опасность: за нею бросилось в погоню английское судно и открыло огонь. Появление французского флота спасло несчастную женщину, но вдруг поднялась страшная буря и, рассеяв французский флот, выбросила голландское судно на скалистый берег около Бреста. Королеву спустили на лодке и, доставив на берег, поместили в простой хижине. Там-то, в этой грязи и нищете, и нашла королеву британская знать, осведомленная о прибытии дочери Генриха IV. Бедная королева была бледна, глаза раскраснелись от слез. Деревенские бабы толпились около нее, дивясь на удивительную женщину, которая покинула трон, славу и почести, чтобы очутиться в их жалкой юдоли плача и стенания.

Конечно, Генриэтту-Марию тотчас взяли из мрачной трущобы и отправили на воды для восстановления здоровья. Несколько месяцев провела она на курорте и в это время очень тревожилась за свой рассудок. Однажды она сказала врачу, что боится, как бы не сойти с ума, и доктор ей ответил: «Вам уже нечего бояться, вы уже сошли с ума». Конечно, доктор преувеличивал; но несомненно, что с королевой уже творилось нечто неладное. Она сердилась из-за пустяков, вмешивалась не в свои дела. Тем не менее, ее решили перевезти в Париж и поместить в Лувре. В начале ноября 1644 г. королева пустилась в путь и, едва выехала из Монружа, как встретилась с маленьким Людовиком XIV, выехавшим к ней навстречу для приветствия.

Какая разница была между братом и сестрою! Людовик ехал в сопровождении блестящей свиты, члены которой имели на себе блестящие мундиры, позументы, шпаги и сидели на великолепных лошадях, столь же богато одетых в богатые уборы, как и их седоки. Наоборот, английская королева прибыла в сопровождении маленькой свиты без золота, блеска, шума. Лакеи быстро растянули на земле ковры и царственные особы, выйдя из экипажей, облобызались и начали обмениваться приветствиями. Походив некоторое время по коврам взад и вперед, Людовик и Генриетта-Мария сели в экипаж и поехали. Блестящая кавалькада сопровождала их до самого Лувра, где еще в тот же день несчастная английская королева узнала, что французский король назначил ей пенсию по 1.200 франков в день — сумма большая по тому времени.

Генриэтта-Мария ожила. Ее окружили вниманием и почестями. К ней была приставлена многочисленная свита из почетных дам и кавалеров. В ее распоряжение были предоставлены роскошные экипажи, телохранители, лакеи, бегавшие впереди кареты королевы, чтобы очистить ей дорогу на улицах. У нее кружилась голова от восторга и она писала мужу, который продолжал бороться с парламентом и инсургентскими войсками, предводительствуемыми могущественным Оливером Кромвелем: «Изъявления любви, которые я здесь встретила, превосходят всё, что можно себе представить».

Генриетта-Мария была счастлива. Она забыла о муже, который влачил тяжелое существование и медленными, но верными шагами приближался к эшафоту; забыла о ребенке, который где-то прозябал в чужих руках. Ей был так приятен покой после столь продолжительного горя, которое она испытала. Она жила точно во сне.

К несчастью, этот сон продолжался недолго. Началось с пустяков. Как-то однажды к Генриэтте-Марии зашел ее брат, Гастон Орлеанский. Он нашел ее у камина в кресле и, видя около нее одни только стулья и скамьи, потребовал кресла. В то время вопрос о том, на чем сидеть при посещении царственной особы, имел огромное значение при французском дворе. Тогда отличались стулья с ручками от стульев без ручек, кресла с ножками, выступавшими вперед, от кресел, ножки которых были отогнуты назад, и т. д. Это было нечто вроде местничества, причем сидение ближе или дальше от царственной особы заменялось сидением на том или другом стуле, форма которого соответствовала чину или рангу. Генриэтта-Мария усмотрела в требовании брата оскорбление, которое, как ей казалось, он решился нанести ей только потому, что она находилась в таком положении, и она сказала: