Эрих фон Фалькенгайн - Верховное командование 1914–1916 годов в его важнейших решениях

Поэтому было совершенно правдоподобно, когда штабы обоих фронтов сообщили, что они мало-помалу, смотря по обстановке, еще могут доставить силы для Галицийского фронта, но что они не в силах ни создать из них большой ударной группы, ни еще менее сделать это с требуемой скоростью, как то было предложено австро-венгерским Главным командованием.

Подобную группу можно было бы образовать разве только при помощи одновременно подвезенных с запада очень больших сил. Это вызвало бы затяжку, в течение которой последний запас устойчивости (Halt), еще имевшийся на востоке у австро-венгерских частей, был бы сломлен. Войну против русских в дальнейшем действительно пришлось бы вести без союзников. Но нужных для этого сил нельзя было бы достать на западе даже и в том случае, если бы было решено отступить до Мааса или даже до границы. Однако вторичное перенесение центра тяжести войны никогда не сгладило бы тех невыгод, которые неизбежно должно было иметь в результате столь внезапное ослабление нажима на западного противника.

Поэтому предложение австро-венгерского главного командования было неприемлемо.

Таковым же было и противоположное решение, т. е. мысль предоставить восток просто самому себе, не посылать туда никаких подкреплений с запада, но продолжать здесь войну с наиболее острым нажимом, а на Русском театре ожидать развития событий. Было бы слишком смело рассчитывать на ошибки русского общего вождения вроде тех, которые были сделаны осенью 1914 г. Для этого русские слишком многому успели научиться. К тому же чисто численное превосходство русских после потери свыше 200 тыс. человек, понесенной союзниками в три дня, стало слишком крупным. Надежды добиться на западе решительного исхода раньше, чем Австро-Венгрия развалится не только в военном отношении, но и политически, также не имелось налицо. А развал этот при всех обстоятельствах знаменовал собою проигрыш войны.

В результате оставалось применение системы подпорок [199](Aushilfen), которую настоятельно рекомендовали также и все германские начальники на востоке.

Приходилось те немецкие резервы, которые как-либо еще можно было создать на всех других фронтах, не подвергая угрозе сами эти фронты, возможно быстрее бросать в Галицию и Волынь, чтобы остановить русских там, где они были наиболее грозны, и поддержать австро-венгерские линии, где они казались наиболее ломкими. Только при таком образе действий можно было ожидать, что еще удастся восстановить не вполне расстроенные части союзной армии. Для плодотворной общей работы только этим способом можно было исправить уже значительно проявившийся беспорядок тыловой связи на южной половине Восточного фронта, которым угрожал сделать бесполезными все попытки к восстановлению положения.

Конечно, положение на Западном фронте уже и при таком скромном заимствовании резервов делалось значительно менее благоприятным. [200]От мысли сильным контрударом задушить в зародыше находившееся в процессе подготовки английское отвлекающее наступление приходилось отказаться. Подготовленные для этого общие резервы людей и снаряжения были, благодаря отдачам на восток, значительно ослаблены. Но позволительно было надеяться на то, что храбрым войскам запада и без этой помощи удастся пережить надвигающуюся грозу. И в области Мааса можно было, благодаря общему плану операции, держать события в таких рамках, в которых сообразно с количеством имеющихся в распоряжении сил пока и хотели их держать.

8 июня начальник Генерального штаба сообщил австро-венгерскому главному командованию, что германское командование готово помочь в рамках только что изложенных соображений. Наиболее насущной рисовалась задача приостановить русскую ударную группу в районе Луцка, так как ею могли быть охвачены еще державшиеся на месте части 1-й и 2-й австро-венгерских армий. Менее грозным в этот момент казалось продвижение русских в Буковине. Оно в горах само по себе должно было принять более медленный темп.

Вследствие этого в ближайшее время четыре-пять германских дивизий – из них по одной с фронтов принца Леопольда и Гинденбурга, три с Западного фронта – с некоторыми наиболее сохранившимися австро-венгерскими частями должны были сосредоточиться под начальство генерала от инфантерии Линзингена [201](начальником его штаба теперь был полковник Хелль), в районе Ковеля, чтобы повести наступление в общем направлении на юго-восток. Необходимая согласованность действий с 1-й австро-венгерской армией обеспечивалась включением ее также во фронт Линзингена. Затем выставлено было требование, чтобы в будущем немецкому командованию, помимо оперативного руководства, была предоставлена возможность полного ознакомления с внутренней обстановкой подчиненных им австро-венгерских частей. [202]Австро-венгерское главное командование до сих пор постоянно отклоняло заключавшееся в этих мероприятиях расширение немецких командирских привилегий, с проникновением их в область чисто австро-венгерского начальствования. Оно возражало, что этим будет подорван его престиж в собственной армии и что немецкие начальники, недостаточно знакомые с самобытным состоянием дел двойственной монархии, не сумеют лучше использовать войска, а с местными властями и населением возникнут крупные трения. С немецкой стороны этим возражениям отдавали должное. Без сомнения, в известной степени они имели свое основание. Однако факты, которые теперь сделались известными в связи с поведением союзников во время подготовки своей итальянской авантюры (Extratour), с военной точки зрения в дальнейшем не допускали подобной щепетильности. Как оказалось, Галицийский фронт не только был ослаблен в пользу итальянского снятием с первого сил, но и его способность сопротивления была ослаблена ниже всяких пределов тем, что было взято много артиллерии, значение которой для малоустойчивых частей известно, и еще тем, что значительная часть надежных элементов или была обменена, или качественно понижена придачей ненадежного пополнения. Разгром отсюда был понятен. Такие приемы не должны были повторяться. Чтобы их предупредить, начальник Генерального штаба потребовал второй гарантии – объединения фронта между Припятью и Днестром под начальством генерал-фельдмаршала фон Макензена. Предоставление полной мощи одному частному начальнику в тех размерах, как это намечалось по отношению к фельдмаршалу, вызывало, конечно, некоторые возражения с точки зрения единства военного руководства. Но все же, принимая в соображение требование обстановки и личность фельдмаршала, полагали возможным не считаться с ними. Однако австро-венгерское верховное командование решительно восстало против этой мысли, причем оно подчеркивало, что, при проведении ее при существующей военной обстановке, должно получиться diminutio capitis [203]для главного командования, а это подействовало бы вредно. Так как против такого утверждения в данный момент выставить было нечего и, кроме того, к северу от Днестра только 2-я австро-венгерская армия не находилась еще под немецким влиянием, от призвания генерал-фельдмаршала временно пришлось отказаться. По этим же причинам в конце июня также не удалось осуществить тогда уже намечавшееся аналогичное применение генерал-фельдмаршала фон Гинденбурга. Зато германский генерал фон Сект в качестве начальника штаба вступил в 7-ю австро-венгерскую армию, располагавшуюся южнее Днестра до румынской границы. Наконец, австро-венгерское главное командование взяло на себя обязательство не приводить в исполнение никаких более важных оперативных решений без предварительного соглашения с германским верховным командованием.