Владимир Броневский - Записки морского офицера, в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год

Туман и дождь никому не помешали съехать на берег. Мореходцы спешат наслаждаться удовольствиями городских жителей, которым в дурную погоду не придет на мысль бродить по улицам, осматривать здания и замечать положение окрестностей. Сыскав дом российского консула Фонтона, вместе с ним посетили мы австрийского губернатора, который советовал остерегаться французов, проходящих теперь в Далмацию. Проводив статского советника Поццо ди Борго и коллежского асессора Козена, отправившихся с депешами в Россию, по приглашению пассажира Мекензи мы пошли в лучшую ресторацию обедать. Хозяин встретил на лестнице, побледнел и сказал: «У меня все покои заняты!» Но, осмотревшись и уверившись, что мы не французы, за которых он нас принял, с радостью отворил три прекрасные комнаты; вошед туда, потихоньку вполголоса продолжал по-славянски: «Какое для меня счастье принять в доме моем русских! Я никогда их не видал, но слышал, что они добрые господа, милостивы и бедных трактирщиков не обижают. Если вы в самом деле русские, то нельзя ли избавить меня от гостей, которых, конечно, вы видели внизу?» Совет губернатора и сии слова побудили нас занять самые отдаленные комнаты, но лишь подали завтрак, нас уведомили, что на пристани какой-то шум. Как бы предчувствуя, мы пошли туда, со всех сторон бежал народ к набережной, спросили сему причину, и нам отвечали: «Русские прибили французов». Протолкавшись сквозь толпу к катерам нашим, успокоены были офицером венгерских гусар, который уверил, что матросы наши были правы. Вот причина драки: трое наших гребцов шли по тротуару. Французский сержант-мажор, желая пройти вперед их, столкнул одного в грязь, толкнул и другого, но сей, остерегшись, свалил его с ног так, что француз упал в грязь ничком и в запальчивости обнажил тесак; матросы, не имея при себе никакого оружия, вырвали тесак и изрядно наглеца поколотили. На крик его сбежалось человек 30 французских солдат, и если бы не подоспели гусары, то пустая ссора сия могли бы кончиться неприятным для нас образом. Возвратившись в трактир, в сенях встретили двух французских генералов, которые бранили за что-то дрожащего от страха хозяина и приказывали людям своим скорее запрягать лошадей; они грозным спесивым взором окинули нас с ног до головы.

Фиуме лежит на ровном месте; голый хребет гор в некотором от него расстоянии смыкается в виде полукружия; с них-то дует бора, которая сбивает с ног людей, опрокидывает экипажи и срывает с домов крыши; почему рейд в зимние месяцы совершенно неудобен, и суда обыкновенно укрываются в Букари и Порто-Ре, в 8 и 15 верстах отсюда находящихся. Город выстроен правильно, широкими улицами; дома все одинакой и самой приятной наружности. По недоконченным строениям можно судить, что город будет обширен. Пребывание французов весьма здесь ощутительно; магазины пусты, лавки большей частью заперты; они оставили, как говорят жители, одни только стены, а денег ни копейки. На южной стороне, где впадает речка [30], набережная застроена огромными магазейнами. Суда, подходя к оной, нагружаются скоро и удобно. Устье реки составляет безопасную гавань для малых судов. Фиуме, как вольный порт, мог бы скоро сравняться с лучшими торговыми городами; но близость богатого Триеста и дурной рейд лишают его многих выгод; однако ж, как все произведения Венгрии не имеют другого выхода в Средиземное море кроме Фиуме, то сношения с Мальтой, Сицилией и украдкой с блокированными гаванями Италии довольно значительны.

Когда перестал дождь, мы переправились на другую сторону реки. Там, прошед версты две по дороге, всеченной в каменную гору, остановились у водопада, которого шум слышен и в городе. Речка, стесненная двумя отвесными скалами, падает несколькими порогами с высоты пяти или семи сажен в овраг, по крутым сторонам коего построены мельницы, так сказать, одна на другой. Ниже порогов, понижающихся уступами, стоят на якорях мельницы плавучие. Вид на них с горы очарователен. Вода, падая с верхних колес на нижние и разбиваясь о каменья, мелким дождем кропит крыши мельниц и в брызгах поднимается вверх наподобие небольшого шифона. Скрип и стук колес, гром воды, крутящейся в сребристых переливах, множество лодок, идущих бечевой против ужасного коловращения воды к плавучим мельницам, и несколько вьючных мулов, спускающихся по крутой тропинке от верхних мельниц, представляли приятное, величественное и вместе грозное зрелище. Отсюда начинается та славная дорога, которая потомству передает имена императора Франца II и генерала Вукасовича, построившего ее. Она просечена сквозь цепь доселе непроходимых Кроатских гор и, как меня уверяли, не уступает в прочности и искусстве древним дорогам римлян. Прежде сего перевозили товары на вьючных лошадях, и то с крайним затруднением и опасностью; теперь же большие брички, поднимающие 500 пудов клажи, проезжают прямо из Венгрии в Фиуме удобно и спокойно. 9 марта, по прибытии из Петербурга титулярного советника Ласкари с депешами к адмиралу, в тот же час ночью снялись мы с якоря. С курьером на одной шлюпке консул прислал трех российских солдат, принужденно служивших в австрийском полку, который недавно пришел в Фиуме.

По причине штиля и мрачности, ночью принуждены мы были стать на якорь; на рассвете же 10 марта, снявшись с якоря и находясь при входе в залив, взяли два итальянских судна, идущих из Фиуме в Анкону и Сенегалию. Тихие ветры замедляли наше плавание, и как фрегат держался ближе к Далматским островам, то вооруженный баркас был готов для нападения на неприятельские суда, которые могли скрываться в малых и мелких бухтах.

В канале между островом Меледо и Рагузским берегом крепкий противный ветер и гряда камней, находящихся на севере острова Агосты, подвергали нас в ночное время опасности, что и принудило капитана выйти в море; но как тут ветер еще более усилился и фрегат ничего не выигрывал вперед, то 15 марта пришед в бухту Малую Карбони на глубине 35 сажен, грунт ил, стали на якорь. Здесь нашли мы одну тартану. Шкипер по обыкновению приехал на фрегат с своими бумагами, и как он был бокезец, то капитан, возвращая ему австрийские патенты, сказал: твои бумаги не годятся, тебе надобно переменить их на русские. Шкипер, не поняв и подумав, что берут его в плен, побледнел. Но когда ему объявили, что в Катаро развевает российский флаг, что его Отечество свободно, то всякий удобно может себе представить его изумление, радость и восторг. Он тотчас поехал на свое судно, переменил флаг, возвратился на фрегат и просил привесть его с людьми к присяге. После оной, забыв о своей торговле, предложил капитану взять французские магазейны, находящиеся в деревне. К вечеру остановилась возле нас другая бокезская требака, шкипер оной также предложил свои услуги и вызвался быть проводником.