Бруно Винцер - Солдат трех армий

Мы приняли это к сведению и оставались «вне политики», что не мешало, например, тому, что при занятиях спортом, когда после вращения руками давалась команда «отставить», мы не опускали правую руку и продолжали держать ее поднятой вверх.

– Это что-нибудь означает? – спрашивал, многозначительно усмехаясь, наш фельдфебель, который, как и многие младшие командиры, больше, не скрывал своих нацистских убеждений.

– Нет, господин фельдфебель, ничего.

Однажды он отвел в сторону меня и другого солдата для разговора. В тот же вечер один из унтер-офицеров перекинул на веревке через стену казарменного двора пулемет, мы его подхватили, погрузили на телегу и отвезли в пивную «Лютценхоф». Там собралась в подвале группа мелких буржуа. Безмятежно потягивая пиво и покуривая, они изучали взаимодействие составных частей пулемета. Менее приятным был наш обратный путь – к складу оружия. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы не посвященные в тайну нас увидели. Поэтому и на обратном пути мы должны были обойти караульное помещение.

В рейхсвере все еще сохраняло силу запрещение открыто сотрудничать с национал-социалистской партией. Многие, в первую очередь старшие офицеры, все еще отмежевывались от Гитлера, который был для них неприемлем с сословной точки зрения; они держались также в стороне от «движения», считая его недостаточно серьезным. Но так как они одобряли требования нацистов о создании сильной армии, то легко перестроились через несколько месяцев.

И все же до поры до времени нам нужно было действовать осторожно.

Постепенно транспортировка пулемета стала привычным делом, а господа в пивной делали успехи в обращении с пулеметами. Один из них напоминал известного мне штурмфюрера СА, а другой был весьма похож на эсэсовца, жившего вблизи от казармы. Правда, я мог заблуждаться. Кроме того, я и не хотел знать, кто они такие.

В ноябре снова состоялись выборы. Незадолго до этого на первом туре президентских выборов кандидат Коммунистической партии Эрнст Тельман собрал пять миллионов голосов, а теперь Коммунистическая партия собрала шесть миллионов, между тем как национал-социалистская партия потеряла два миллиона голосов. Не могу сказать, что этот итог побудил меня задуматься над происходящим; я воспринял результат выборов как неожиданный исход некоего спортивного состязания.

Рождество я провел в Берлине. Знакомые, с которыми я встречался, да и мои родители, братья и сестра были в подавленном настроении, и праздничные свечи тускло светили. Но Рут излучала такое необыкновенное веселье, что постепенно развеселила нас всех, и это был все-таки прекрасный праздник и прекрасный отпуск.

В новогодний вечер мы пили за то, чтобы наступающий 1933 год был веселым и благополучным.

30 января в солдатской столовой по радио внезапно прозвучали марши. А затем песня:

Знамена вверх, ряды сомкнуть,

СА шагает твердым шагом…

Это была передача факельного шествия в Берлине, оно двигалось от Бранденбургских ворот по Вильгельмштрассе мимо дворца рейхспрезидента, а на балконе вместе стояли и приветствовали проходящих фельдмаршал и ефрейтор: Гинденбург и назначенный им новый рейхсканцлер Гитлер.

Я тогда уже забыл предостережение: «Кто выбирает Гинденбурга, выбирает Гитлера»; к тому же я и без того был сторонником Гитлера. После передачи по радио я с несколькими товарищами пошел в город; там творилось нечто невообразимое. Как только мы появлялись в пивной, там кто-нибудь непременно выражал желание с нами чокнуться. Штурмовики, эсэсовцы, члены союза «Стальной шлем» и союза «Кифхойзербунд», почтовые чиновники, мелкие домовладельцы, коммерсанты, женщины и мужчины, незнакомые и знакомые – все они кричали и пили, перебивая друг друга и чокаясь. Нам скоро стало тошно, и мы вернулись в казарму.

В солдатской столовой пьянствовали унтер-офицеры, Мы туда зашли. Спустя два часа я уже выпил на брудершафт с шестью унтер-офицерами и двумя фельдфебелями. В казарме и клубе горланили песни:

Одержим победу над Францией,

Отважно умрем, нак герои!

Да-да-да-да-да,

Мы в должный час на посту!

Мы считали вполне уместным горланить после происшедших событий песни о войне, но, конечно же, не потому, что мы вспомнили лозунг: "Кто выбирает Гитлера, выбирает войну! "

Офицеров не было видно. Они кутили в своем клубе. В этот день дежурным офицером был фельдфебель, а он свалился пьяный в гардеробе.

Около пяти утра последние штурмовики вернулись из города. У ворот казармы стоял часовой с винтовкой на плече. Штурмовик в коричневой рубашке, шатаясь, остановился перед часовым:

– Хайль Гитлер, камрад!

Часовой боязливо оглянулся: он еще не знал, разрешено ли отвечать. Но сзади, из караульного помещения, вышел горнист, чтобы протрубить побудку.

Часовой тихо:

– Хайль Гитлер.

Тогда вступил горнист, и в утреннем воздухе зазвучала знакомая мелодия:

Разве вы еще не выспались?

Четыре раза один и тот же напев: на восток, на запад, на юг и на север. В полном соответствии с инструкцией.

В казарме началось оживление. В нашей комнате мы снова обсуждали события прошедшего дня. Нам это плохо удавалось, в голове шумело после такого количества выпитого пива и водки. Кто-то спросил:

– Скажите, ведь Гитлер был ефрейтором?

– Конечно!

– Ну, тогда он должен болеть душой за простого солдата. Теперь, наверное, произволу конец, и мы получим настоящий кофе. Как вы думаете?

Мы все были за настоящий кофе.

30 января никак не отразилось на расписании – все проходило, как предусмотрено. Лишь 1 февраля обычные объявления были дополнены сообщением министерства рейхсвера, которое фельдфебель прочитал нам во время обеденного перерыва. Нас оповещали, что командующий I военным округом (Восточная Пруссия) генерал-полковник фон Бломберг назначен министром рейхсвера. В газетах появился его портрет.

Тем временем мы снова маршировали на занятиях в полевых условиях, занимались строевой подготовкой во дворе казармы и по-прежнему стояли на часах у склада боеприпасов.

К тому же с нашей точки зрения ничего особенного и не произошло. Канцлеры приходили и уходили достаточно часто, но это не вело к переменам. Ныне пришел Гитлер. Часовые дежурной роты в Берлине, которых в порядке очереди каждые полгода выдвигали военные округа, при появлении Гитлера брали ружье «на караул» совершенно так же, как при его предшественниках. Это соответствовало. церемониалу.

И все-таки было одно небольшое различие. Никто из нас, даже если бы ему посулили ящик пива, не мог бы сказать, как зовут по имени, например, фон Брюнинга, фон Папена или Шлейхера. Но что Гитлера зовут Адольфом, знали мы все.