Бруно Винцер - Солдат трех армий

До той поры мне редко приходилось встречать такого офицера дворянского происхождения, который мог бы служить образцом как командир и человек, но я встретил много крайне заносчивых типов, для которых солдаты были лишь номерами в донесении о численности роты или батальона. В 23-й дивизии подобное высокомерие преобладало.

На офицерских совещаниях под Ленинградом я, не считая одного полковника еще кайзеровской школы, был единственным офицером из среднего сословия, и никто, подобно мне, не выдвинулся из рядовых. Мне это давали понять.

Я не страдал комплексом неполноценности, наоборот, гордился тем, что стал капитаном вовсе не благодаря своей фамилии или происхождению. Когда я в качестве фельдфебеля преподавал азбуку военного дела кандидатам на звание офицеров запаса, то с достаточной ясностью установил, какими несообразительными порой бывают представители «старинных фамилий». Но здесь меня раздражало, что прочие участники совещания – такие же командиры, как и я, – обращаются со мной, как с офицером «второго сорта».

Когда пришла моя очередь доложить обстановку с точки зрения противотанкового подразделения, я услышал, как один из командиров, полковник, заметил: «Что ж, посмотрим, как себе представляет барон Винцер задачу своего подразделения». Конечно, я вспыхнул от гнева, когда услышал эту насмешливую реплику; мое возмущение было вызвано не только словечком «барон», но и тем, что при обсуждении столь важных вопросов допущены вовсе неуместные выпады, целью которых было напомнить мне, какая это великая честь – возможность высказать свое мнение в таком сиятельном кругу.

Я вспомнил седого советского майора, колыбель которого, вероятно, стояла в какой-нибудь избе. Я вспомнил и о моем обучении на многочисленных курсах, о том, что мне нелегко далось получение офицерских погон. На мгновение я подумал, не отдать ли честь и покинуть совещание.

– Господин полковник! – сказал я и воздержался от приятного ему упоминания титула «граф». – Господин полковник, план действий моих тридцати шести орудий я нанес на карту. Прошу вас проверить. Что касается титула «барон», то господин полковник допустил ошибку. Барон – мой денщик, который каждый день чистит мне сапоги. Мне жаль, что пришлось ему поручить такие обязанности, но он совершенно не пригоден для производства в унтер-офицеры.

Правда, не все тут было верно, в моей части не было ни одного барона, но удар попал в цель. С тех пор ко мне обращались с изысканно холодной вежливостью.

После этого эпизода я стал испытывать такое отвращение к представителям дворянства, что из-за этого часто склонялся и к несправедливым обобщениям.

Другим офицером недворянского происхождения, участвовавшим в совещании, был полковник Девиц, командир пехотной дивизии. Одна из моих рот действовала па его участке. Незадолго до ожидавшегося наступления противника мы условились встретиться. Для этого я направился на его командный пункт, где попросил адъютанта доложить о моем приходе.

Бункер полковника свешивавшимся с потолка полотнищем брезента был разделен на два помещения. В передней части обычно сидел у телефонного аппарата адъютант. Во внутреннем помещении устроился полковник; обстановка была простой: деревянная кровать из березовых досок, стол для карт, два сундука, служивших стульями, и еще один телефонный аппарат. Так же было обставлено переднее помещение. На стенах бункера висели плащи, планшеты и бинокли, в углу были прислонены к стенке автоматы связных и писарей; один из них приступил к дежурству вместо адъютанта, который использовал представившуюся ему возможность вместе с моим адъютантом выпить в соседнем бункере коньяку за наше доброе сотрудничество. Пока они опорожняли бутылку, я ждал, когда полковник меня пригласит к себе. Это длилось довольно долго.

Когда вблизи от командного пункта разрывался снаряд, дрожали стекла маленького окошка, перенесенного из крестьянской избы, сквозь которое в убежище проникал тусклый свет. Песок сквозь балки сыпался вниз на карты, столы и стулья.

Стало слышно, как застрочил пулемет, послышалось три-четыре разрыва – обстрел из минометов, потом то тут, то там засвистели пули и снова разрыв артиллерийского снаряда. И снова заструился песок. Я все еще ждал в передней части бункера.

Внезапно со всех сторон застрочили пулеметы. Совсем вблизи послышался залп наших минометов, обстреливавших позиции противника, и как бы в ответ раздались взрывы мин на нашей стороне. Потом наступила тишина.

Тут я услышал, как мимо командного пункта пробежали солдаты, звавшие врача.

Мы каждое мгновение считались с возможностью сильной атаки на наши позиции. Всегда, когда пулеметы, минометы и в промежутке полевая артиллерия давали свой концерт, можно было предполагать, что это увертюра к атаке, а когда подобное интермеццо прекращалось, мы вздыхали с облегчением.

Хотелось мне этого или нет, но я слушал, как в соседнем помещении полковник диктовал своему писарю. То было письмо какому-то адвокату на родине. Постепенно я уловил смысл письма. Полковник происходил из рода фон Девицев. Видимо, какой-то его предок не то потерял свой дворянский титул, не то пропил или продал его; во всяком случае, ныне боковая линия рода именовалась просто Девиц, а не фон Девиц. Полковник, очевидно, страдал комплексом неполноценности, в связи с тем что в дивизии было много представителей древних фамилий; он не нуждался в дворянском звании, ибо пользовался признанием как хороший войсковой командир. Какими бы мотивами он ни руководствовался, по мне, пусть бы он выяснил свою родословную вплоть до Адама и Евы. Но меня глубоко разочаровало то, что именно сейчас, когда его солдаты сражались на расстоянии нескольких сотен метров, были ранены или пали в бою, он не нашел ничего лучшего, как вести бумажную войну за дворянское звание.

Его самого, очевидно, нисколько не смущало то, что мне стало известно содержание всей этой писанины. Он пригласил меня к себе, извинился, что должен еще отвлечься на несколько секунд, чтобы перечитать продиктованное письмо, и наконец обратился к теме нашего совещания, а оно теперь было совершенно неотложным, так как советская атака могла начаться в любой момент.

Из управления кадров сухопутных войск прибыл некий майор Прой, которому я должен был передать дивизион, так как меня выделили для прохождения курсов будущих командиров полка. По обильному багажу, белому белью и новенькой фуражке можно было судить, как он себе представлял жизнь на передовой.

Ему сразу не понравилось то, что я в нарушение всевозможных предписаний не носил замшевых перчаток. Адъютанту дивизиона он приказал застегнуть ворот походного френча, а на связного обрушил громы и молнии, когда тот почесался, готовясь стать по стойке «смирно».