Уинстон Черчилль - Как я воевал с Россией

Я телеграфировал об этом Сталину 4 августа 1944 г.:

«По срочной просьбе польской подпольной армии мы сбросим в зависимости от погоды около шестидесяти тонн снаряжения и боеприпасов в юго-западный квартал Варшавы, где, как сообщают, восставшие против немцев поляки ведут ожесточенную борьбу. Они также заявляют, что они просят о русской помощи, которая кажется весьма близкой. Их атакуют полторы немецкие дивизии. Это может быть помощью Вашим операциям».

Ответ последовал 5 августа, быстро и в зловещем тоне:

«Ваше послание о Варшаве получил.

Думаю, что сообщенная Вам информация поляков сильно преувеличена и не внушает доверия. К такому выводу можно прийти хотя бы на том основании, что поляки-эмигранты уже приписали себе чуть ли не взятие Вильно какими-то частями Краевой Армии и даже объявили об этом по радио. Но это, конечно, не соответствует действительности ни в какой мере. Краевая Армия поляков состоит из нескольких отрядов, которые неправильно называются дивизиями. У них нет ни артиллерии, ни авиации, ни танков. Я не представляю, как подобные отряды могут взять Варшаву, на оборону которой немцы выставили четыре танковые дивизии, в том числе дивизию «Герман Геринг».

Тем временем продолжались уличные бои против немецких танков «тигр», и к 9 августа немцы вбили клин через весь город до самой Вислы, расчленив удерживаемые поляками районы на изолированные секторы. Доблестные попытки английской авиации с экипажами из поляков, англичан и представителей доминионов прийти на помощь Варшаве с итальянских баз были рискованными и недостаточными. Два самолета появились ночью 4 августа и три самолета – четыре ночи спустя.

Польский премьер-министр Миколайчик находился в Москве с 30 июля, пытаясь достигнуть какого-то соглашения с Советским правительством, которое признало коммунистический Польский комитет национального освобождения будущим правительством страны. Эти переговоры продолжались на протяжении первых дней Варшавского восстания. Миколайчик ежедневно получал от генерала Бура телеграммы с просьбами доставить боеприпасы и противотанковое оружие, а также о помощи со стороны Красной Армии. Тем временем русские настаивали на соглашении о послевоенных границах Польши и о создании совместного правительства. Последняя бесплодная беседа со Сталиным состоялась 9 августа.

12 августа я ему телеграфировал:

«Я ознакомился с печальной телеграммой из Варшавы от поляков, которые спустя десять дней все еще борются против крупных германских сил, разрезавших город на три части. Они умоляют дать им пулеметы и боеприпасы. Не можете ли Вы оказать им еще некоторую помощь, так как расстояние от Италии очень велико?»

14 августа я телеграфировал Идену из Италии, куда я направился посетить армию генерала Александера:

«Русские будут весьма раздосадованы, если будет высказана мысль, что польских патриотов в Варшаве оставили на произвол судьбы, но русские могут легко предотвратить это вполне доступными им операциями. Безусловно, весьма любопытно, что в момент, когда восстала подпольная армия, русские армии приостановили свое наступление на Варшаву и отступили на некоторое расстояние.

Им потребовался бы всего полет на расстояние 100 миль для того, чтобы отправить достаточное количество пулеметов и боеприпасов, которых поляки требуют для своей героической борьбы. Я беседовал с Слессором (маршалом авиации), пытаясь направить всю возможную помощь отсюда. Но что сделали русские? Я думаю, что было бы лучше, если бы вы послали телеграмму Сталину через Молотова со ссылкой на предположения, высказываемые во многих местах, и с просьбой, чтобы русские послали все то, что они могут направить. Такой курс был бы более безличен, чем если бы я это сделал через Сталина. В последнюю ночь 28 самолетов совершили полет на расстояние 700 миль из Италии. Три самолета пропали. Это четвертый полет, предпринятый отсюда в этих весьма исключительных условиях».

Ночью 16 августа Вышинский пригласил к себе посла США в Москве и, объяснив, что он желает избежать возможности недоразумения, зачитал следующее удивительное заявление:

«Советское правительство не может, понятно, возражать против того, чтобы английские или американские самолеты сбрасывали оружие в район Варшавы, поскольку это дело американцев и англичан. Но оно решительно возражает против того, чтобы американские или английские самолеты после того, как они сбросили оружие в районе Варшавы, приземлялись на советской территории, поскольку Советское правительство не желает связывать себя ни прямо, ни косвенно с авантюрой в Варшаве».

В тот же день я получил от Сталина следующую телеграмму, составленную в более мягких выражениях:

«1. После беседы с г. Миколайчиком я распорядился, чтобы Командование Красной Армии интенсивно сбрасывало вооружение в район Варшавы. Был также сброшен парашютист-связной, который, как докладывает командование, не добился цели, так как был убит немцами.

В дальнейшем, ознакомившись ближе с варшавским делом, я убедился, что варшавская акция представляет безрассудную ужасную авантюру, стоящую населению больших жертв. Этого не было бы, если бы советское командование было информировано до начала варшавской акции и если бы поляки поддерживали с последним контакт.

При создавшемся положении советское командование пришло к выводу, что оно должно отмежеваться от варшавской авантюры, так как оно не может нести ни прямой, ни косвенной ответственности за варшавскую акцию…

«Как рассказывает Миколайчик, первый параграф этой телеграммы совершенно не соответствует действительности. Два офицера благополучно прибыли в Варшаву и были приняты польским командованием. Там также находился несколько дней советский полковник, отправлявший телеграммы в Москву через Лондон с просьбой оказать повстанцам поддержку.

18 августа я снова телеграфировал Идену:

«Я читал чрезвычайно равнодушную телеграмму американского комитета начальников штабов генералу Эйзенхауэру от 15 августа, которая была получена после того, как я послал вам свою последнюю телеграмму.

Здешние авиационные власти заверили меня, что американцы желают отправлять помощь для Варшавы из Англии и что эта операция вполне осуществима, понятно, при условии, что русские дадут свое согласие. Мне трудно допустить, что к русским обратились с просьбой предоставить возможности для посадки наших самолетов, прежде чем генерал Дулиттл рассмотрел вопрос об осуществимости этой операции. Очень важно, чтобы вы выяснили, осуществима она или нет.

Прежде чем президент, или я, или оба мы вместе обратимся с личным или совместным призывом к Сталину, понятно, необходимо, чтобы были устранены военные трудности».